Вандейская гончая

Вандейские гончие в настоящее время являются самыми старинными и типичными представителями второй группы французских гончих, так как считаются прямыми потомками белых королевских гончих, о происхождении которых говорилось выше. Надо полагать, что так назывались просто выродившиеся белые королевские, к которым в начале прошлого столетия или ранее была прибавлена с целью увеличения паратости кровь борзых. Таким образом, вандейские гончие представляют некоторую аналогию с браками Дюпюи.

Рис. 28. Вандейская гончая ('Охотничий календарь')

Это предположение гораздо вероятнее странной теории графа Лекутё о происхождении вандейцев от помеси белых сан-губеров с браками. Граф ставит на вид, что манера поиска и гоньбы указывает на это скрещивание: горячностью гона и быстро наступающею усталостью вандейцы будто очень напоминают пойнтера (?), а формами, манерою держать хвост, тонкостью кожи и волоса приближаются к старинным бракам, к которым подходят также мускулистыми бедрами и плечами. Спрашивается, каким образом из двух тяжелых рас, сан-губеров и браков, могли произойти паратые гончие? Каким образом 200, а может быть, 300 лет назад легавые, бывшие тогда не более, не менее как бракованными ружейными гончими и происходившие от брикетов, могли употребляться для улучшения гончих, остается совершенно неизвестным. Именно признаки сходства вандейцев с пойнтерами (!) и легавыми, приводимые графом Лекутё, доказывают несостоятельность его теории и справедливость мнения об участии крови борзых.

Современные вандейцы ни в каком случае не могут быть названы чистокровными потомками вандейских гончих дореволюционного периода^*. В старину белые королевские гончие встречались исключительно в королевских охотах и у знатных дворян. Они отличались умом, энергией, паратостью, верностью в гоньбе и никогда не сбивались со следа тонного зверя. Старинные вандейцы - прямые потомки белых королевских - имели (по Шабо) широкий лоб, большие умные глаза, тонкое узкое ухо локоном, тонкий гон, глубокую грудь, русачьи лапы, широкую и плоскую спину (rein), иногда несколько растянутую, что способствовало (?) быстроте; были жилисты, достаточно мускулисты, отличного роста, окраса белого, редко с оранжевыми отметинами.

^* (...гончих дореволюционного периода. - Л. П. Сабанеев имеет в виду Великую французскую революцию 1789-1794 гг.)

Граф де Шабо пишет, что белые королевские встречались еще в конце XVIII столетия у многих пуатевенских (Пуату смежна с Вандеей) дворян; это были гончие большого роста (до 28 д.), белые, иногда с небольшими оранжевыми пятнами, очень красивые, легкого сложения, отличавшиеся самостоятельностью (в поиске), энергией и считавшиеся наилучшими. Революция совершенно уничтожила их, но генерал de la Rochejacquellin говорил ему (Шабо), что у de Vaugiraud каким-то чудом уцелел выжлец, которого последний повязал с местными выжловками-брикетами - брудастою и гладкошерстною. Собаки этих пометов и были родоначальниками современных вандейских (гладкошерстных и брудастых?). Позднее к ним была прибавлена кровь пуатевенских гончих. Этим современным вандейцам ставили в упрек недостаток здоровья и силы, выносливости, отбойчивость, непрочность, плохие голоса; все эти недостатки унаследованы ими от брикетов. Шабо прибавляет, что генерал в 1832 году выписал из Англии стаю в 30 белых королевских гончих (вероятно, talbots), потомков собак, посланных Генрихом IV Иакову I; но они вскоре погибли.

Из отрывочного и неполного описания вандейских гончих у французских авторов можно заключить, что они имели многие признаки и качества, общие с борзыми. Это были очень красивые собаки, очень большого роста (по графу Лекутё), легкого, довольно слабого сложения, с сухою головой, гибким, тонким, длинным и низко поставленным ухом, неглубокою грудью с не очень спущенными ребрами, крепкою спиной (rein), довольно сильными бедрами, длинным, тонким, заостренным к концу гоном, который держался не круто, очень гладкой и тонкой псовиной. Они были очень параты вначале, но скоро уставали и требовали отдыха, хотя бы кратковременного; не боялись жары, но были чувствительны к холоду; были очень горячи и не знали препятствий, особенно вначале, но им недоставало выносливости и верности, так что они часто скалывались; голос подавали реже других французских рас (бар. Лекутё), т. е. были редкоскалы; отличались злобностью и драчливостью... Как почти во всем этом не видеть влияния борзой крови?..

Можно только вывести отсюда заключение, что вандейские охотники в погоне за паратостью и красотою совершенно испортили и видоизменили знаменитых белых королевских. Понятно также, почему теперь настоящих вандейских гончих нет, и современные вандейцы, хотя во всех отношениях стоят выше прежних, имеют с ними мало общего, главным образом масть - белую с желтыми или рыжевато-желтыми отметинами. Появление новых разновидностей объясняется и другими недостатками, присущими прежней расе, обусловливаемыми, по мнению одних охотников, ее кровностью, пристрастием владельцев к белым гончим и вырождением: вандейцы складывались очень поздно - к третьему году^*; в помете обыкновенно половина щенков никуда не годилась, и часто от хороших производителей рождались нескладные и бессильные собаки. Барон Лекутё видит причину этого не в вырождении, т. е. кровосмешении, а, напротив, в том, что не заботились о чистоте породы и в плохом корме (рис и молоко!). Megnin тоже объясняет появление слабых щенков плохим кормом, но также и вырождением породы. Кроме того, старинные вандейцы были неудобны тем, что для охоты требовалась большая стая. Ла Бланшер, а за ним граф Шабо, ссылаясь на "Trate des chasses a conrre et a tir", говорят, что вандейские гончие гоняли особенным манером, именно требовали отдыха, хотя непродолжительного. Стая в 25 собак превосходно гнала по оленю в течение часа, но затем четвертая часть отставала и, если было жарко, отставшие собаки ложились в воду и отдыхали, пока не приближался гон; тогда они присоединялись к стае. Таким образом чередовались почти все гончие, пока олень не был сганиваем.

^* (Только Ла Бланшер, наоборот, утверждает, что вандейцы начинают работать очень молодыми и легко воспитываются.)

В настоящее время лучшими вандейскими гончими считаются собаки семьи Бодри д'Ассонов, которая уже много лет занимается улучшением этой почти вымершей породы. Однако гончие Бодри д'Ассонов скорее могут быть названы особою породой, чем вандейскими, так как они весьма отличаются от них внешними и внутренними качествами, что станет понятным, если принять во внимание чрезмерную сложность новой породы, происшедшей от скрещивания различных рас и разновидностей. Трудно поэтому верить графу де Шабо, что порода Бодри вполне установилась и обладает постоянными признаками, одинаково хорошими охотничьими качествами и одинаково правильными ладами, тем более что из слов графа видно, что Бодри д'Ассон до сих пор считает нужным по временам прибавлять к своим собакам "несколько капель" посторонней (?) крови, так как, по мнению его (Бодри), это единственное средство поддержания на псарне здоровья, плодородия и известных полевых достоинств.

Винегретность породы Бодри д'Ассонов доказывается историей ее происхождения, описываемой графом. Еще ранее (в 70-х годах) Ла Бланшер первый возвестил о вандейцах Бодри д'Ассона, приведя выписку из вандейского журнала (газеты), в которой говорится о чистокровной (?) стае вандейских гончих Леона Бодри д'Ассона. Старинные вандейские гончие имели довольно узкую грудь, длинные висячие уши и низкие протяжные голоса. Так как прежде главным объектом охоты в Вандее были волки и кабаны, то их старались не загнать, а застрелить. Поэтому требовались собаки пешие, но с большими голосами, которые бы давали возможность заблаговременно выбрать место для засады. Теперь волки и кабаны почти исчезли и преобладает чисто парфорсная охота - на лисиц, коз, оленей. Бодри д'Ассон подбором и улучшением корма расширил грудную клетку, укоротил ноги, изменил уши и голоса и достиг большей паратости, так что гончие его уже не так горланили и трясли ушами, как прежние... Трудно, однако, поверить, чтобы эти пешие (но вместе с тем длинноногие) горластые гончие были настоящими вандейцами, которые должны были отличаться противоположными качествами.

Граф де Шабо, однако, говорит, что Леон Бодри д'Ассон с целью сохранения породы вандейцев стал скрещивать своих вандейских сук с желто-пегим выжлецом породы Ceres (разновидность вандейских), принадлежавшим г. Maichin. Позднее суки из этого помета были повязаны с выжлецом породы Верхнего Пуату (голубых гончих Фудра, т. е. разновидностью гасконских с примесью сентонжей). Затем сын Леона, Арман Бодри д'Ассон, известный своим горячим характером (и бестолковостью), вознамерился вывести породу паратых гончих, которые бы брали переда у англо-французских вымесков. С этою целью он стал вязать отцовских выжловок (вряд ли чистокровных) с англо-пуатевенскими выжлецами, главным образом с Tenor и Volant, из которых первый был жесткошерстный (!), так как выдался в бабку - чистокровную дирхоунд (брудастая шотландская борзая); позднее он впустил еще кровь англо-сентонжо-пуатевенских выжлецов Тамерлана и Мушкатера графа де Шабо и Salgor'a породы Cères, который почти не имел примеси английской крови и потому исправил породу. Все собаки с черными и серыми отметинами браковались, и на племя оставлялись только желто-пегие.

Вот как оригинально французские охотники восстанавливают и улучшают свои знаменитые породы, встречая одобрение знатоков! Спрашивается, сколько кровей различных пород заключается в мнимых вандейцах Бодри д'Ассона?

Так как вандейские гончие не отличались качеством голосов и были редкоскалы, то, очевидно, помеси их с фоксхоундами удавались весьма редко и собаки выходили совсем безголосыми. По графу Лекутё, англо-вандейские гончие встречаются редко; они большею частию трехцветные или с темно-рыжими отметинами, формами грубее англо-сентонжей и англо-пуатевенов, так как происходят от некровных вандейцев; они паратее других помесей, но имеют очень плохие чутье и голоса...

Вандея всегда была классическою страной охоты, и до революции^* в ней насчитывалось немалое число стай. Во многих местностях страны крестьяне и фермеры занимались воспитанием гончих для продажи, и промысел этот был очень значителен и весьма выгоден, так как хорошая собака продавалась дороже коровы. Но так как дальним охотникам было неудобно разъезжать по фермам, то администрацией (когда?) были устроены (где?) две собачьи ярмарки - в мае и июле. Теперь по весьма понятным причинам ярмарки эти пришли в упадок, и собаки старинных пород появляются на них в гораздо меньшем количестве, чем разнородные вымески.

^* (...гончих дореволюционного периода. - Л. П. Сабанеев имеет в виду Великую французскую революцию 1789-1794 гг.)

Малоизвестная и уже исчезнувшая порода Céres, названная так (по словам Ла Бланшера) по фамилии владельца, по всей вероятности, составляет разновидность вандейцев, а не пуатевенов, как это полагают некоторые авторы: пуатевены сравнительно грубого склада, грубошерстны и всегда трехцветны, а собаки породы Céres отличались нежностью сложения и желто-пегим окрасом. Гончие Céres (по барону Лекутё) очень давнего (?) происхождения и встречались только у некоторых шарантонских и лимузенских охотников. Граф Лекутё говорит, что, по слухам, кровь этих собак еще сохранилась на западе Франции (?) у de l'Hermite и de Montjon, a граф Шабо утверждает, что видел (когда?) трех собак, принадлежавших внуку г. Céres; из них осталась потом одна, участь которой ему неизвестна. По описанию барона Лекутё, гончие эти небольшого роста (около 54 с, т. е. 20 д.), с сухой головой, широким лбом, тонкой и удлиненной мордой, большими живыми и выразительными глазами навыкате (a fleur de tête), очень хорошо поставленными ушами, свернутыми трубкой и необыкновенно тонкими и прозрачными, круглой колодкой с небольшим подрывом, прямой, широкой, вогнутой спиной, очень глубокой грудью, очень сухими ногами и пазанками, русачьими лапами, толстым в корне и тонким к концу гоном, который держали правильно, несколько согнутым, тонкою и эластичною кожей, всегда гладкою, тонкою и блестящею псовиной рыже-пегого (красно-пегого) окраса, причем рыжие отметины имели вид круглых и широких пятен на спине, ушах и щеках. (По графу Лекутё, желто-пегие Cères имели всегда широкие и (?) круглые пятна на спине и на обоих щеках.) Они обладали очень звучными и мелодичными (flutée) голосами, были параты и верхочуты, очень хорошо гнали по зайцам и отлично по волкам. Вообще, по мнению барона, эта порода заслуживает внимания, так как имела первоклассные охотничьи достоинства и чутье соединялось у нее с вязкостью и паратостью; к сожалению, она почти утратилась в помесях с английскими; любители же гончих этой породы очень ее ценят, а потому доставать собак очень трудно. Однако, по мнению барона Лекутё, в породе Ceres замечается недостаток кровности, что произошло от вырождения (?) или от неудачных скрещиваний. Рисунок в книге барона Лекутё (Pyrrhus) изображает довольно крепко сложенную гончую с легкою и удлиненною головой и колодкою почти как у фоксхоунда. Собственно говоря, chiens Ceres справедливее могут быть названы вандейскими брикетами.

Так называемые фарфоровые гончие, или брикеты Франш-Конте, должны быть рассматриваемы как мелкая разновидность белых вандейских с небольшою подмесью других гончих. Их не следует смешивать с черно-пегими люцернскими (швейцарскими) гончими, которых тоже почему-то зовут фарфоровыми^*. Брикеты Франш-Конте, называемые фарфоровыми, вероятно, по причине белой масти и небольшого (?) роста, сделались известны только в последнее время, так как упоминаются только графом Лекутё и Megnin. Последний рассказывает, что в конце прошлого столетия в Восточной Франции очень уважались белые и желто-пегие гончие, тонкомордые, с правильно свернутыми средней длины ушами, с хорошими голосами, чутьем и поиском. Особенно славилась стайка гончих графа де Шуазеля из Люневиля, которые назывались фарфоровый гончими, или люневильскими. По рассказам охотников, порода эта сохранилась следующим образом: смычок люневильских гончих достался доктору Coillot из Монбазона; внук последнего, тоже доктор, укрепил породу деда скрещиванием выжловок с выжлецами чистокровных фарфоровых гончих, принадлежавших Mannot (в Безансоне) и Mertial (в Ранге), и выжлецами г. Micaud, содержавшими подмесь крови артуа и нормандцев. Так как в 1878 г. стай этих не существовало, то д-р Coillot должен был прибегнуть к подмеси (незначительной) других кровей, сначала харьера, а позднее гасконо-сентонжа; только недавно (в 1888 г.?) им был приобретен выжлец Cartouche, происходивший, по-видимому, из стаи Mannot. Собаки Coillot, появившиеся на парижских выставках в 1884 г., обратили всеобщее внимание своею оригинальною красотою и типичностью. По описанию графа Лекутё, фарфоровые гончие маленького (?) роста (54-60 с), с белой тонкой и гладкой псовиной с небольшими оранжевыми отметинами, узкою головою, напоминающею голову красивой вандейской, тонкими, не очень длинными и хорошо свернутыми ушами, тонкими конечностями, прямым, тонким и правильным гоном, отличными голосами с подвывом^** (hirleurs) и очень тонким чутьем. Они довольно легко наганиваются и достаточно послушны, довольно ретивы, но не особенно горячи, умеренно параты и превосходно гонят по зайцу, также по козам, но не любят лисьего следа. В настоящее время фарфоровые гончие встречаются, по-видимому, у многих ружейных охотников.

^* (Бекман говорит в своей книге ("Rassen d. Hundes"), ссылаясь на статью графа de Resulat "Chasses en France - Comte, avant et apres la Revolution 1789" ("Journ. des Chasseurs", XXI), что в конце прошлого столетия в Восточной Франции была порода желто-пегих заячьих гончих, вывезенных из Швейцарии и называвшихся фарфоровыми.)

^** (Е. Д. Артынов, говоря о голосах (русских) гончих, говорит, что во Франции и Швейцарии (см. далее) есть породы гончих, в которых постоянный зарев (собственно залив) есть общее свойство их голосов; это т. н. chiens hurleurs или chiens chanteurs. Залив этих собак совершенно особенный и действительно напоминает пение (которое, впрочем, не произвело на Артынова хорошего впечатления). Такой же голос имела также одна гончая, кажется, породы артуа у одного русского охотника.)

Рис. 29. Фарфоровые гончие ('Охотничий календарь')

Очень близки к фарфоровым гончие де ла Лу (de la Loue), давно утраченная порода, славившаяся во времена Карла IX и Генриха II; позднее они были известны в королевской охоте под названием Regents. Эти собаки имели рост и внешность фарфоровых, которые, быть может, от них происходят. Граф Лекутё, сообщая о них вышеприведенные краткие сведения, неизвестно на каком основании высказывает совершенно неожиданно нелепое предположение, что гончие арлекины, находящиеся в царской охоте (когда?), происходят от этих гончих де ла Лу, так как царские арлекины выведены 200(!) лет назад из Польши (?), куда собаки де ла Лу были привезены Генрихом II (в середине XVI столетия).

По барону Лекутё, порода заячьих гончих в Лотарингии и Бургони происходит от вандейских или (!) брессанских (?), скрещенных с харьерами или брикетами. Трудно поверить, чтобы местные брикеты могли произойти от исчезнувшей брудастой породы или английской заячьей гончей.

Чтобы не возвращаться более к брикетам, объясним здесь как роль их у французских охотников, так равно их происхождение.

По толкованию графа Лекутё, брикеты - вымески различных гончих, даже не гончих пород, часто очень красивые по внешности, но отличающиеся тем, что дают разнохарактерное потомство, часто имеют прибылые пальцы (подобно английским, которых граф считает тоже своего рода брикетами), трудно состаиваются и наганиваются, гонят вразнобой, каждая сама по себе, тем более что даже однопометники бывают разных ног. Они так перемешаны, что трудно поддаются описанию за недостатком отличительных черт. Все главные породы имеют своих выродков-брикетов, но немногие местности обладают более или менее установившимися породами (или подпородами) брикетов. Вообще, чем ближе брикеты подходят к коренному типу, тем более они ценятся. Большинство бывают небольшого роста (но некоторые достигают 66-69 см.), всевозможных окрасов и обыкновенно не отличаются вязкостью и выносливостью. Главное, что отличные по внешности брикеты и хорошие гонцы почти всегда дают совсем негодных собак.

Briquet, brachet, braquet, bracon, говорит Ла Бланшер, это собака браконьера, вообще мелкого охотника (ружейного). Это были собаки среднего роста, вязкие, умные, которых часто приучали гнать молчком. С XV столетия слово braque употребляется уже для обозначения гладкошерстной легавой; в Англии brachets появились позднее под названием харьеров и биглей. Ла Бланшер приходит к заключению, что briquet была гончая разновидность ружейных, a chien courant - гончею парфорсных охотников. В XIII столетии стали пользоваться брикетами для того, чтобы поднять зверя, которого не стоило окладывать с ищейкой. По словарю Литтере, braques употреблялись для того, чтобы выгонять зайцев на борзых или для других охот, считавшихся неблагородными. Briquet служил также для выслеживания раненого животного, о чем говорится в первой охотничьей (рукописной) книге "Roy Modus": "Car il est necessaire d'avoir toujours un chien bien affaite pour sievir du sang lequel est nomme braquet". В средние века braquets употреблялись и на охоте с луком. Таким образом, по мнению Ла Бланшёра, брикеты были гончие, лучше обученные, более понятливые, что справедливо и для настоящего времени. Замечательно, что в старину пикер возил своего braquet на седле, чтобы в случае надобности пускать его на след. Очевидно гладкошерстная легавая происходила по прямой линии от этих умных одиночных гонцов, т. е. малорослых ищеек, которые искали, когда им приказывали, и гнали молчком, если это требовалось.