О Конраде Лоренце и его книге

Имя Конрада Лоренца, крупного ученого, одного из создателей этологии, науки о поведении животных, широко известно. Предмет и задачи этологии - сравнительное изучение поведения животных с точки зрения его общебиологического значения, выявление роли поведения в приспособлении животных к условиям внешней среды и в эволюции животного мира. Но этолога интересуют также эволюция самого поведения, его видоизменение на разных этапах эволюционного процесса, зарождение новых форм поведения.

Уже начиная с конца прошлого века биологический, а точнее сказать, зоологический, подход к изучению поведения животных под влиянием учения Ч. Дарвина стал отчетливо проявляться в трудах таких зоологов, как Ч. Уайтмен, Л. Долло, О. Хейнрот в Западной Европе и Северной Америке и В. А. Вагнер в России. Эти ученые показали, что изучать поведение животных необходимо с тех же позиций, что и их строение. Но создание этологии как самостоятельной зоологической науки о поведении животных - заслуга австрийского ученого Конрада Лоренца, работавшего в содружестве с голландским зоологом Нико Тинбергеном.

Лоренц родился в 1903 году в Вене. Изучив медицину, зоологию, палеонтологию, психологию и философию, он получил широкое естественнонаучное и гуманитарное образование. По свидетельству самого Лоренца, определяющее влияние на его научное творчество оказали два его "больших учителя" - австрийский анатом Фердинанд Хохштеттер, давший ему глубокие знания по сравнительной морфологии и прививший ему навыки сравнительного исследования и анализа, и уже упоминавшийся немецкий орнитолог Оскар Хейнрот, труды которого натолкнули молодого ученого на мысль взяться за изучение поведения животных.

Научная деятельность Лоренца была связана с Венским, Кенигсбергским и Мюнхенским университетами и Научным обществом Макса Планка. В 1950 году он организовал при одном из институтов этого общества отдел по изучению поведения животных (Бульдерн), а с 1956 года работает в Институте физиологии поведения (Зеевизен, ФРГ), одним из организаторов которого он был и руководителем которого является и поныне.

Первая научная статья Лоренца появилась в 1927 году. Как и большинство его работ, она была посвящена поведению птиц (в данном случае галок). Основное внимание Лоренц уделяет наследственно закрепленным, инстинктивным формам поведения и вместе с Тинбергеном создает стройную научную концепцию этого поведения. Именно тщательный анализ структуры и движущих сил инстинктивного поведения дает Лоренцу необходимый материал для разработки основных теоретических положений этологии.

Много занимался Лоренц и вопросами группового поведения животных, вопросами их семейной, стадной или стайной жизни. Он сумел показать, как формируются взаимоотношения между животными в процессе индивидуального развития, проанализировал и объяснил биологическую роль "запечатления", специфической формы раннего научения у детенышей, вскрыл процессы, лежащие в основе общения животных друг с другом, выявил значение, происхождение и развитие сложных видотипичных двигательных реакций - "ритуализованных" форм поведения и т. д. Ряд исследований Лоренца посвящен общим и специальным вопросам эволюции поведения, а также сравнительному анализу поведения родственных видов животных.

Этот далеко не полный перечень, конечно, не дает исчерпывающего представления о всем научном творчестве Лоренца. Книга "Человек находит друга" не принадлежит к основополагающим трудам Лоренца, однако читатель познакомится с некоторыми взглядами ученого и рядом общих положений этологии.

Эти талантливо написанные рассказы являются прежде всего иллюстрациями к большим проблемам этологии и зоопсихологии (науки о психике животных), проблемам, выходящим далеко за рамки простого описания поведения собак. (Взять, к примеру, проблему территориального поведения животных, блестяще проиллюстрированную в главах "Забор" и "Собачьи личности".) Не часто большому ученому удается так ярко, доходчиво и убедительно рассказать о сложнейших явлениях и закономерностях живой природы. Конечно, не все взгляды Лоренца бесспорны, к некоторым из них необходимо отнестись критически. Но, несомненно, у этого большого мастера стоит поучиться искусству наблюдать за животными, видеть и ценить красоту природы, вдумчиво осмысливать увиденное.

Отец Конрада Лоренца был известным венским врачом, а его дед - большим любителем и знатоком животных; на прогулки дед всегда выходил в сопровождении ручной гиены. Семья Лоренца жила в Альтенберге под Веной, где будущий ученый провел свое детство и где происходило большинство из описанных им событий. В просторном саду постоянно жили какие-нибудь животные, рядом - Дунай, пойменные луга, леса. Еще когда Лоренц был гимназистом, директор Венского зоопарка Отто Антониус отдавал ему на лечение больных животных.

Горячая любовь к животным, зародившаяся уже в детские годы, пронизывает все научное творчество Лоренца. Пронизывает она и страницы этой книги.

Как это важно - с малых лет привить любовь к природе, к живому, к жизни! Часто и правильно пишут о том, что жестокость к животным затем неизбежно переходит в жестокость к людям, порождает бессердечие, эгоизм, грубость. Можно смело добавить - убожество духа, тупоумие, ибо доброе, вдумчивое общение с животными не только обогащает человеческую личность нравственными качествами высшего порядка, но и служит чрезвычайно сильным фактором развития ума. Ничто в мире природы не дает ребячьему уму так много пищи для размышлений, как наблюдения за повадками животных. Словом, общение с животными, воспитание хорошего, истинно человеческого к ним отношения - важное условие полноценного и всестороннего развития личности ребенка. О педагогическом воздействии такого общения говорит и Лоренц в главе "Собаки и дети".

Но что значит конкретно развить в человеке - в ребенке или взрослом - любовь к природе, к животному? Любовь ли это, когда щенка или котенка превращают в самодвижущуюся игрушку, когда им, пока он мал, забавляются, восторгаются и умиляются, но вышвыривают его осенью на улицу или "забывают" на даче?

Лоренц тысячу раз прав, когда высмеивает так называемую "любовь к животным" - смесь сентиментальности, бессердечности и эгоизма. Горькие упреки ученый адресует тем, кто смотрит на собаку лишь как на объект моды или спорта, кто не видит за экстерьером самого ценного, чем обладает собака, - ее чудесной психики.

Слащавому суррогату Лоренц противопоставляет истинную любовь к животным, любовь, которая прежде всего предполагает чувство большой ответственности перед животным. Только настоящий человек способен по-настоящему ответить любовью на любовь собаки. Великим русским писателям было что сказать о благородстве и огромной моральной ценности подлинной, глубокой любви к собаке. Вспомните чеховскую Каштанку, тургеневскую Му-му, купринского белого пуделя Арто...

Вот это чувство требовательности к себе, понимание своих серьезных и больших обязанностей по отношению к животным мы и должны с ранних лет воспитывать в ребенке. Это очень важно не только для формирования характера и ума ребенка, но и для того, чтобы он учился пониманию ответственности по отношению ко всей живой природе, пониманию необходимости ее защищать. А это - задача первостепенного значения, поскольку речь идет об основах жизни на нашей планете!

Однако, как справедливо замечает Лоренц, нельзя любить собаку, не любя человека. Мизантропу это не дано. "Разочарованный и ожесточенный человек, который из-за прегрешений отдельных индивидов восстает против всего человечества и отдает свою любовь только собакам и кошкам, совершает роковую и отвратительную ошибку. Ненависть к людям и любовь к животным - зловещая и опасная комбинация", - пишет Лоренц в главе "Хозяин и собака". И там же: "Прекрасна и поучительна только та любовь к животным, которая порождается любовью ко всякой жизни и в основе которой должна лежать любовь к людям". Лучше действительно не скажешь.

Взаимоотношения человека с животными сложны и многообразны. Если любовь к животным - лейтмотив этой книги, то проблема общения и взаимопонимания живых существ составляет основное ее научное содержание. Большое место занимает и сопоставление психических качеств разных животных и человека. Наряду с личными, иногда спорными взглядами Лоренц освещает и ряд прочно установившихся положений современной этологии.

Чтобы понять закономерности, управляющие поведением животных, необходимо прежде всего изучить процесс становления этого поведения. Лоренц на многих примерах знакомит читателя с развитием поведения у домашних животных. Так, он рассказывает о процессах запечатления, приуроченных к строго ограниченным "критическим периодам". Не меньшая роль в развитии поведения молодого животного отводится игре. Лоренц посвятил ей главу "О кошачьих играх". Конечно, игры бывают разные, и у кошек они выполняют другую функцию, чем, скажем, у обезьян. Совершенно иные в самой своей основе и игры детей. Нельзя сформулировать один общий принцип для всех форм игры - об этом говорит и Лоренц. Игры животных вообще еще недостаточно изучены, и предстоит немалая работа, чтобы внести ясность в столь сложный вопрос.

Этолог и зоопсихолог должны не только хорошо разобраться в индивидуальном развитии животного, но и уяснить себе историю развития вида. Лоренц прекрасно показывает это на примере собаки и кошки. Говоря о последней, он при этом опровергает ряд предвзятых мнений и показывает, в чем действительно заключается ее своеобразие.

Вскрывая глубокие исторические корни особенностей поведения кошки, в частности ее независимого отношения к человеку, Лоренц указывает на еще сравнительно малую одомашненность кошки (последняя в ряду домашних животных) и одиночный образ жизни ее дикого предка. Разумеется, как и у собак, в мире нет двух одинаковых по своему поведению кошек, и некоторые особи существенно отклоняются от "типичного образца". Например, в превосходном рассказе "Ю-ю" Куприн с тонкой наблюдательностью, делающей честь любому зоопсихологу, описывает поведение своей кошки, которая узнавала и приветствовала его на улице. При этом "очень часто, когда поздним вечером мы возвращались из гостей, Ю-ю, узнав издали наши шаги, выбегала к нам навстречу за третью перекрестную улицу". Совершенно исключительной была привязанность Ю-ю к мальчику, опровергавшая ходячее мнение, будто "кошка - животное эгоистическое" и "привязывается к жилью, а не к человеку". Когда "дружок и мучитель" Ю-ю тяжело заболел и ее к нему не пустили, она "улеглась, как собака, на голом полу снаружи, у самой двери, уткнув свой розовый носик в щель под дверью, и так пролежала все эти черные дни, отлучаясь только для еды и кратковременной прогулки. Отогнать ее было невозможно". "До сих пор, - пишет Куприн,- у меня осталась в сердце нежная признательность к памяти Ю-ю за ее звериное сочувствие..."

Большая часть книги отводится способам общения у животных, их языку. Сейчас многие ученые трудятся над этой проблемой, и, что ни год, мы узнаем все новые удивительные факты.

"Разговоры" животных служат самым разнообразным нуждам - выражению внутреннего состояния, взаимному опознаванию, сигнализации об опасности или просто оповещению о своем присутствии и т. д. Большую роль в общении животных играют выразительные позы и телодвижения, так тонко подмеченные Лоренцем у собак и кошек.

Помимо этих, в своей основе врожденных средств общения, Лоренц упоминает и об индивидуально приобретаемых. Особенно интересны самостоятельно изобретаемые домашними животными способы общения с человеком или с другими животными. В дополнение к тому, что Лоренц рассказал о пуделе, подававшем лапу не только людям, но и собакам, я сошлюсь на моего кота: приученный "просить", сидя на задних лапах, он добивался этой же позой благосклонности кошек! Конечно, как указывает и Лоренц, это - редчайшее исключение.

В связи с этим несколько слов о возможностях и пределах взаимопонимания между человеком и животным, в частности собакой. Сегодня мы уже довольно много знаем о формах передачи информации между животным и человеком, то есть мы знаем, как это происходит. Но нам все еще не ясно, что именно передается, каково содержание этой информации, то есть что животное "имеет сказать".

Действительно, что выражают животные - чувства, побуждения? Да. Но и только? Вот Лоренц пишет о том, что у наиболее одомашненных собак особенно развилась способность понимать человеческие жесты и речь. Но что действительно понимает собака в нашей речи? И что конкретно должны понимать мы? На эти вопросы нам пока еще трудно ответить. Ясно одно: понимать членораздельную речь как таковую могут только люди. Абстрактный смысл слова недоступен даже самой умной собаке. Равным образом ни одно животное не оперирует при передаче информации абстрактными понятиями.

Это не значит, что животные не способны к обобщениям, но эти обобщения остаются у них всецело в сфере чувственного восприятия, а не формулируются словами. Для этого необходимы абстрактное мышление и членораздельная речь, которых у животных нет.

Уже знакомая нам Ю-ю за всю свою жизнь ни разу не мяукнула и общалась с людьми лишь с помощью различных вариантов довольно музыкального "муррм". Оттенки этого звука выражали "то ласку, то тревогу, то требование, то отказ, то благодарность, то досаду, то укор". Короткое "муррм" всегда означало "Иди за мной!", более нежное и подчеркнутое - приветствие ("Здравствуйте, хозяйка!"), чуть слышное "мрм" - признательность, "мрум!" - "Идите, я хочу пить!" и "Пустите воду!" (из крана), "муррум!" - укор ("Бросьте ваши глупости!" - шутки ради вода выпускалась лишь по капельке) и т. п. Все это сопровождалось самыми разнообразными позами и движениями всего тела или отдельных его частей (хвоста, например), а также богатой мимикой, где главную роль играли взгляды.

Сегодня с помощью специальной аппаратуры можно было бы еще детальнее проанализировать эти выразительные средства кошки, но и приведенного списания вполне достаточно, чтобы показать их богатство. Действительно, с помощью двигательно-звукового языка обеспечивается четкое взаимопонимание между человеком и кошкой. Но нет в этом языке ни предложений, ни слов (ни "идите", ни "мной", ни "хозяйка"), нет и звуков, равных элементам нашей устной речи. Все это кошка - и любое другое животное - не может ни произнести, ни понять в словесном значении.

Именно об этом свидетельствуют и приводимые Лоренцем факты, показывающие поразительные способности собаки к анализу звуков человеческой речи: животное различает только звуки, из которых складываются слова, и связывает эти звуки с определенными действиями или предметами, но не понимает обозначаемых словами абстрактных понятий.

Здесь мы подошли к одному из самых трудных и одновременно интересных вопросов - к вопросу об уме, о мышлении животных. Лоренц рассказывает много об уме собаки, о ее интеллектуальном поведении, упоминает он также об интеллекте других животных. Кстати, интересно заметить, что Куприн в рассказе о Ю-ю, так же как и Лоренц, причисляет к самым умным животным гусей.

Лоренц отмечает, что собака в своей психической деятельности гораздо более "человекоподобна", чем даже обезьяна. Да, это так. Мы имеем все основания считать, что наш давно вымерший, общий с современными человекообразными обезьянами предок был психически значительно более развит, чем последние. Все эти обезьяны развивались от общего предка как бы "вниз", все дальше отдаляясь от человека.

Другое дело - собака, которую человек приобщил, приспособил к своей культуре. Одомашненное состояние, совместная жизнь с человеком, участие в его делах наложили глубокий отпечаток на все проявления интеллектуального поведения собаки. Это не значит, что собака вообще умнее, скажем, шимпанзе, но кое в чем она его, очевидно, и превосходит. Здесь мы имеем дело с большими различиями в структуре психической деятельности, обусловленными в одном случае одомашниванием, в другом - жизнью в дикой природе.

"Человекоподобность" поведения собаки, конечно, чисто внешняя, но проявляется она подчас в удивительных формах. Так, например, я знал собаку, которая совершенно самостоятельно ездила "по своим делам" в центр Москвы. Было очень странно видеть, как она, вскочив в троллейбус, спокойно ложилась под сиденье и без колебаний выходила на нужной остановке.

Особенно ярко выступают высокоразвитые психические способности собаки в ее практической службе человеку - пастуху, охотнику, пограничнику, работнику уголовного розыска и т. д. Возьмем лишь один конкретный пример: собаку - поводыря слепого. Такой пес должен безошибочно ориентироваться в сложных ситуациях оживленного уличного движения, должен выбрать правильный путь не только для себя, но и для человека, которого он ведет. Собака не должна проходить под почтовым ящиком или под перилами, на которые слепой может наткнуться. Равным образом она не должна проходить через слишком узкие проходы, пролезать под забором и т. д. Прежде чем спуститься с тротуара или подняться на него, собака должна дать знать об этом хозяину. А всякие преграды она должна обходить наилучшим для человека, а не для себя образом. Словом, собака-поводырь должна уметь в любой ситуации учитывать "габариты" идущего рядом с ней человека и ограниченные возможности его передвижения.

Конечно, все это вырабатывается путем специальной дрессировки. Но дрессировка дрессировке рознь! Можно так "дрессировать" собаку, как это описал Бунин в одном из своих "кратких рассказов".

Изнывающий от скуки, босой, распоясанный сапожник весь "бесконечный летний день" "занимается" с рыжим кобельком, тщетно добиваясь от него все одного и того же: "Дай лапку!"

"Кобелек не понимает, не дает.

- Говорят тебе, дай лапку! Ну?

Кобелек не дает. И он бьет его по морде. Кобелек с отвращением моргает, отворачивается, кисло- сладко оскаливается, неуверенно поднимает лапу и тотчас опять опускает ее. И опять пощечина, и опять:

- Дай, сукин сын, лапку!"

Понятно, что такая "дрессировка" способна превратить самую умную собаку в абсолютную тупицу, в забитое существо. Совсем иное дело, когда дрессировка является подлинным обучением животного, опирается на его интеллектуальные способности и развивает их. В этом случае в полной мере развертываются и совершенствуются удивительные способности собаки к использованию прежнего опыта в самых различных ситуациях, способность быстро перестраивать и гибко приспосабливать свое поведение к новым условиям, проявлять максимальную сосредоточенность при решении сложных задач. Во всем этом и проявляется интеллект, ум животного. Не будь его у собаки, никакими средствами нельзя было бы научить ее столь сложным действиям, какие демонстрирует собака-поводырь.

Итак, в том, что собака не только верный друг человека, но и умный друг, сомнений нет. Но что это за ум, в чем его отличительные признаки?

Как уже отмечалось, человек на протяжении многих веков одомашнивал собаку, приспосабливая ее к своим потребностям, к своему быту и во многом "очеловечивая" ее, существенным образом способствовал ее психическому развитию, развитию ее мышления. Конечно, повседневно наблюдаемые факты интеллектуального поведения животных с большим трудом поддаются научному анализу. К тому же рассказы об умных собаках (или других животных) чаще всего расцвечиваются субъективными толкованиями и аналогиями с человеческим поведением. Герой такого рассказа предстает перед читателем не как умное животное, а как разумное, сознательно и целенаправленно действующее существо, и это глубоко ошибочно.

Как-то мне пришлось высказать свое мнение по поводу одной истории полувековой давности, но подтвержденной очевидцем. Речь шла о собаке, которая в голодном 1921 году по собственной инициативе "определилась на работу" грузчиком в Севастопольском порту (перетаскивала тюки с причала на баржу), была принята на довольствие на одном из военных кораблей и аккуратно приносила домой - себе и своей хозяйке - заработанную еду.

Что можно сказать по поводу этой истории? Не oисключено, что такой случай действительно имел место. Но, чтобы дать оценку, необходимо прежде всего точно знать, как этот удивительный пес Руслан "додумался" до столь сложного способа обеспечить себя и свою хозяйку пропитанием, то есть надо знать "предысторию" этой сенсации, прежнюю жизнь собаки, чему ее раньше учили и т. д. Ведь если признать, что все это действительно было, то мы, очевидно, имеем дело с сочетанием ряда случайных совпадений, подлинно интеллектуальных действий собаки, проявлений прежних привычек, навыков, выработанных в ходе ее воспитания, да и других компонентов ее психической деятельности. Так, переноска предметов, по-видимому, была для нее делом привычным, и, как каждый хорошо воспитанный пес, Руслан, надо думать, привык есть только дома, на своем месте. Возможно, в поведении Руслана какую-то роль сыграли и моменты подражания действиям грузчиков. К тому же у собак очень быстро образуются ассоциации, и, раз получив вознаграждение за свои действия, Руслан, естественно, на следующий день вновь отправился к тому же месту в порту.

Но все это лишь предположения. Чтобы по-настоящему разобраться в поведении Руслана, надо было бы провести целый комплекс сложных и длительных научных экспериментов. Вот почему так трудно изучать интеллектуальное поведение животных, проявляющееся к тому же в весьма разнообразных формах.

Хотя проблема интеллекта животных далеко еще не решена, тем не менее сегодня можно уже считать доказанным, что ни одно животное, включая человекообразных обезьян, не в состоянии понять истинные причинно-следственные связи между предметами и явлениями. В нашем конкретном примере это означает, что при всей своей смышлености Руслан не мог уйти из дому, чтобы "искать работу" с целью обеспечить свою хозяйку пропитанием. Не могла ему также прийти на ум такая мысль и в порту, когда он наблюдал за работой грузчиков. Все эти абстрактные мыслительные операции доступны только человеку.

Животные в состоянии постигнуть только то, что "на виду", что можно непосредственно наблюдать, что можно увидеть, понюхать, услышать... Конечно, это уже немало, но все-таки в лучшем случае позволяет установить связи между предметами и процессами во времени и пространстве по их виду, запаху, звуку и т. д. Человек же мыслит логическими категориями, формирующимися на основе членораздельной речи, и только это позволяет ему вникнуть в суть вещей и явлений, познать закономерности природы и общества. Одним словом, человек отличается от животного не только более развитым, но прежде всего качественно иным интеллектом. Об этом необходимо помнить при чтении книги Лоренца.

О качественных отличиях человеческой психики не следует забывать и тогда, когда речь идет о вопросах характера и морали. Лоренц справедливо отмечает, что генеалогические исследования "позволяют нам особенно ясно увидеть человеческую сущность, великие достижения человеческого разума и этики, которых мир животных вообще не знает". Но тут же он приписывает собакам такие этические качества (без кавычек), как стремление к сохранению престижа и достоинства, великодушие, рыцарственное поведение и тому подобное. Как это совместить?

Нет никаких возражений против признания очевидного факта генетического родства психики человека и животных, обусловленного общностью их происхождения. Безусловно, в поведении животных содержатся элементы, сходные с человеческим поведением, его "аналоги", равно как и "в человеке есть еще что-то от животного". Конечно, ряд древних свойств и способностей человек "еще и теперь делит с высшими животными", но едва ли правомерно причислить к этим свойствам сложные человеческие чувства.

Возьмем, к примеру, любовь, любовь глубокую, бескорыстную, истоки которой Лоренц усматривает в древних, чисто эмоциональных, инстинктивных слоях психики человека и животных. Да, очевидно, здесь мы действительно имеем дело с общими биологическими корнями психического развития, и у животных соответствующие формы поведения по-прежнему зиждятся на этой инстинктивной основе. Что же касается взаимоотношений между человеком и собакой, то приходится опасаться, что эта любовь долгое время страдала неприглядной односторонностью.

Любили ли первобытные люди собак? Были ли они вообще на это способны, могли ли они распространить свою "инстинктивную" любовь на эти существа? Когда вообще люди стали бескорыстно, именно бескорыстно, любить животных? В античные времена, в средние века?.. Думается, что это произошло сравнительно недавно. Ведь хорошо известно, что на протяжении веков собака была помощником человека в его повседневной жизни, но едва ли объектом бескорыстной любви. На отношении к собаке сказывались религиозные взгляды и предрассудки, на нее смотрели как на тварь без души или даже воплощение нечистой силы, а такое существо, конечно, нельзя было любить. Очевидно, подлинная, не меркантильная любовь к животным могла зародиться лишь на определенном этапе культурного прогресса как составная часть гуманизма.

Следовательно, прекрасное чувство любви к природе, в том числе и к собаке, является продуктом социально-исторического развития человечества. А ведь именно эту бескорыстную любовь Лоренц считает исконной, "инстинктивной", то есть биологически обусловленной!

Подобным образом обстоит дело и с великодушием и с рыцарственностью, как и со всеми прочими нравственными качествами. Все они являются продуктами социально-исторического развития, развития производственных отношений, то есть такого процесса развития, который не проходило ни одно животное, а только человек. С этих позиций надо подходить и к "характеру" собаки. Ведь подлинный характер присущ лишь человеку.

Не только нравственное поведение человека определяется закономерностями общественной жизни, но и вся сущность его жизнедеятельности. Биологические факторы в человеческом поведении играют лишь подчиненную роль. У животных же все проявления жизнедеятельности, все поведение управляются исключительно биологическими закономерностями. Поэтому принципиально неверно говорить в отношении животных об "общественном" или "социальном" поведении, что, к сожалению, иногда у нас случается в поверхностных или малоквалифицированных научно-популярных очерках, статьях или комментариях. Преднамеренно или нет, но это равноценно отрицанию всяких качественных различий между поведением человека и животного.

К. Фабри