Старинная русская гончая

Эта порода, почти окончательно исчезнувшая еще в середине текущего столетия, действительно имеет право называться старинной, так как в основание ее легла туземная раса зверовых собак, употреблявшихся еще в Древней Руси для охоты на крупного зверя. В главе о русских гончих вообще было указано на вероятность происхождения старинных русских гончих от борзоватых северных остроухих собак великих князей киевских с подмесью молоссов, причем позднее для упрочения чутья и гончих качеств к ним была подмешана кровь татарских гончих. Последние дали им подпалины и более гончий склад. Мною было также высказано мнение об идентичности старинной русской гончей с лошьими собаками времен московских царей^*. Мнение это основывается на следующих соображениях.

^* (...времен московских царей... - Правители русского государства назывались царями с 1547 по 1721 гг.)

Зверовые собаки, гонявшие и останавливавшие оленя, лося и других крупных, преимущественно копытных зверей (зубра, тура и др.), имелись, по-видимому, только у князей и дружинников и ценились очень высоко. Известно, что даже в дотатарский период охота на крупного зверя подлежала некоторым ограничениям^*, так что собаки, наиболее пригодные для такой охоты, могли встретиться только у немногих привилегированных лиц и составляли особую аристократическую породу. Собаки эти, судя по фрескам, сохранившимся на лестницах Софийского собора в Киеве, построенного Ярославом Мудрым, имели большую аналогию с ловчими собаками, изображаемыми на барельефах античной Греции, и представляли помесь северных борзоватых собак с могучими молоссами, давшими им силу и непомерную злобность. Так как лошьи собаки времен царя Алексея Михайловича также пользовались особенным уважением охотников и имели то же значение, то весьма логично заключить, что они происходят от этих ловчих собак Древней Руси, хотя, быть может, с примесью татарских гончих. В 1665 г. боярин Благово ударил царю челом десятью лошьими собаками, за что получил ценный царский подарок - сто рублей денег. В царской псарне имелись разные породы охотничьих собак: гончие, борзые, меделянские, ищейные кобели, особые лошьи собаки, британы и других страшных пород. Лосей выслеживали, осочили и травили особыми лосиными собаками, говорит Рейтенфельс^**, откуда видно, что собаки эти имели много общего с гончими. Полтораста лет спустя Левшин ("Всеобщее и полное домоводство") прямо называет их лошьими гончими: "Третья порода гончих (кроме костромских и брудастых) называется лошими, потому что оные единственно только к гоньбе по лосям (иногда по медведям) употребляются. Это род собак дворных, очень рослых и сильных, густую и длинную шерсть имеющих, уши острые и головы большие". Большие головы доказывают примесь меделянок. Название "старинная русская гончая" появилось в печати только в последнее время, но старики помнят, что так называлась особая порода гончих еще в начале этого столетия. Первым описал ее Кишенский на основании своих наблюдений и указаний старых охотников, и из описания его видно, что лошьи гончие имеют много общего со старинными русскими гончими и что последние, весьма вероятно, происходят от этих лошьих гончих. Это доказывается очень большим для гончих ростом, сравнительной толщиной головы, полустоячими ушами, псовиной, отчасти окрасом и, наконец, тем, что последние гончие были скотинниками, чего и следовало ждать от потомков собак, приучавшихся столетиями заганивать копытных зверей, притом собак с несомненною примесью травильных, т. е. мордашей.

^* (Легенда о Лооте.)

^** (Кутепов.)

Описание старинной русской гончей у Кишенского менее полно, чем у Губина (называющего ее русской прямогонной), у которого встречаются и некоторые противоречия; из противоречий можно заключить только, что эта старинная порода имела несколько подпород или вполне установившихся разновидностей, главным образом сообразно большей или меньшей примеси крови меделянок. А потому, приняв в основание описание Губина, как более подробное и, вероятно, более точное, мы параллельно будем приводить признаки, указываемые Кишенским.

"Рост очень крупный, как выжлецов, так и выжловок, которые менее выжлецов бывают только на какой-нибудь один вершок" (Г). "Собака очень большого роста, от 13-16 вершков" (К).

"Голова очень большая, длинночутоватая и сухая; лоб хотя и широкий, но ровный к основанию чутья". (Г). "Голова широкая, прилобистая; морда длинная, несколько горбоносая, довольно толстая, но сухая, без брыл ей" (К). "Основание чутья длинное, толстое и при этом непременно ровное, не утончающееся к концу (как бы четырехугольное), и конец его развитый, подвижный" (Г).

"По виду русская прямогонная гончая свирепа, велика, мощна и тепла, ладиста, подрывиста, ребриста, росла и широка - словом, прямогонная гончая должна быть всегда в борзых ладах" (Г). "В общем, старинная русская гончая имеет какой-то, не скажу волчий, но звероватый вид, и с первого взгляда видно, что это паратая и неутомимая собака" (К).

"Глаза очень большие, темные или очень темного цвета и всегда на слезе (глаз как бы подернут слезой, из-за которой виднеется кровяной белок свирепого на вид глаза)" (Г). "Глаза небольшие, желтые, навыкате" (К). Это противоречие объясняется тем, что гончие Губина имеют более крови мордашей, чем гончие, описываемые Кишенским.

"Уши тонкие, правильные и плотно прилегающие к щеке собаки. При возбуждении она никуда их не запрокидывает, а только вздергивает кверху, как крымская и горская борзая. Уши поставлены не низко и не особенно высоко" (Г). "Уши короткие; углом, полустоячие и очень подвижные" (К).

"Подгрудка не бывает, исключая очень осенистых" (Г). "Шея пропорциональной длины, толстая; у старых собак кожа отвисает, образуя подгрудок" (К).

"Ребра низкие, ниже локотков, бочковатые и крутые" (Г). "Туловище (колодка) очень широкое, крутореброе; грудь не особенно широка, но очень выпуклая, опускается до локотков, а иногда и ниже" (К).

"Спина прямая, с легкой напружиной, мочи широкие, крепкие, тело мускулистое, портки (черные мяса) очень развитые" (Г).

"Ноги прочные, сухие и крепкокостистые; лапа круглая, в комке, т. е. с плотно сжатыми, сухими, костистыми пальцами; постанов ног правильный; задних прибылых пальцев никогда не бывает, и вообще прямогонная русская гончая скорее должна быть высока на ногах, чем низкая, и притом как бы высокопереда, но не сохастовата и не переляка. Стоять должны на коготках и впереду, как борзая" (Г). "Ноги высокие, толстые, очень мускулистые и сухие" (К).

"Гон прямой, всегда полусерповидный, почему она носит название русской прямогонной гончей " (Г). "Хвост (гон) серпом или в виде старинной турецкой сабли, носится не особенно круто" (К). Следует заметить, однако, что левашовские гончие, о которых говорит Губин как о типичных русских прямогонных, отличались крутогонностью, так что название "прямогонная" не особенно удачно.

"Шерсть не длинная и не особенно короткая, не более около полувершковой длины, на спине около ³/₄-вершковой длины, но плотная, густая и грубая на ощупь; при этом плотно, т. е. гладко лежащая к телу собаки и всегда блестящая. На шее такая же грубоватая шерсть достигает нередко длины до одного с четвертью вершка, но лежит так же гладко, как и вся обыкновенная шерсть прямогонной русской гончей, и только на гачах и с нижней стороны гона эта шерсть пушиста, не превышая, однако, средней длины шерсти на спине и шее. На голове же, ушах и ногах шерсть очень короткая, мягкая, атласисто-гладкая. В возбужденном состоянии русская прямогонная гончая запрокидывает шерсть на спине и шее наперед, как щетину, и через то как бы вырастает на ногах, что и делает во время гоньбы по волку" (Г). "Псовина на голове и ногах маленькая, гладкая, на колодке густая и грубая с мягким подшерстком; на шее особенно длинна, как у волка; на хвосте густая и грубая, одинаковая во всю его длину" (К).

"Цвет шерсти у прямогонных гончих черный, но всегда с серым подшерстком и в подпалинах, с очками; подласый, багряный и серый и также иногда в подпалинах; пегих, светлых мастей и белых прямогонных чистокровных русских гончих никогда не бывает" (Г). "Окрас псовины напоминает волка, с тою разницей, что голова, ноги, нижняя часть туловища и хвоста всегда у волка белесоватые, у старинной русской гончей окрашены в темный грязно-желтый цвет. На лбу между ушей всегда есть черноватая полоса. Подпалины никогда не отделяются резко, а сливаются. Породистые собаки не должны иметь белых отметин, кроме загривины, которая также бывает не у всех" (К).

"Характер свирепый, привязчивый к зверю и в большинстве случаев скоросый (сварливый); но, несмотря на это, прямогонная гончая необыкновенно умна, необыкновенно привыкает к своему доезжачему, знает его одного и только ему одному послушна, но в силу необыкновенной злобы и азартности этих гончих с ними всегда надо быть осторожным, в особенности в таких местах, где нет зверя, так как в тех местах, где нет зверя, вообще звериные собаки, а русские прямогонные зверогоны в особенности перестают быть вежливыми и легко могут наброситься на скотину и в особенности на свиней, овец и на дворных собак, вследствие чего требуют постоянно особенно осторожной и умелой езды с ними" (Г)^*. "Главная причина их исчезновения заключается в слишком звероватом характере; несмотря на самую строгую выдержку, нельзя ручаться, что они не тронут домашнего скота, особенно овец, которых не могут видеть равнодушно, и на охоте надо старательно обходить стада, ибо сомкнутые, эти дикари иногда срываются... Наездка их трудна: они грубы и непослушны, то и дело надо употреблять арапник" (К).

^* (В примечании Губин говорит, что многие из таких гончих у Левашова, Траковского и других охотников на псарне постоянно сидели на цепях.)

"Полаз веселый, заемистый и на скачках во все время; и только когда гончая нападает на свежий ночной след зверя, то она останавливается, разбирает его и уже к логову или вблизи зверя по красному (т. е. по лисе или по волку) идет сдержанно, тихо, вдобор. Когда же помкнет по зверю, то уже ведет его во все ноги до конца и при этом всегда на верхнее чутье" (Г). "Старинные русские гончие были полазисты и добычливы, потому что искали очень широко и быстро" (К).

"Паратость и неутомимость страшная" (Г). "Движения ее плавны, точно рассчитаны; подняв зверя, она преследует его быстро, но без того порывистого азарта, которым отличаются некоторые другие породы; зверь, однако, неминуемо бывает сгонен - будь то матерая лиса или волк-переярок. Замучить стаю таких гончих очень трудно: после нескольких дней охоты они гонят так же парато, как и в первый день. Причина выносливости этих собак будет понятна, когда вспомним, что они выведены нашими прадедами, о продолжительности отъезжих полей которых сохранились лишь темные предания; достаточно сказать, что нижегородские охоты заходили в Тверскую губернию; слабая собака не выдержит и простого перехода на такое расстояние, а тогда охоты шли охотой - понятно, и собаки нужны были железные. Содержание старинных русских гончих было нетрудно: морозов они не боятся, на корм очень неприхотливы и очень прожорливы; чуму выдерживают легко" (К).

"Голос у прямогонных русских гончих страшный и преимущественно с гнусью, а у некоторых, и в особенности у выжловок, у которых вообще голос ровнее, - с заливом. С очень крупными (низкими) голосами гончие бывают более редкоскалы, а с ровными - яркоголосы. Тонкие голоса у русских прямогонных бывают только у выжловок и встречаются сравнительно реже. Главная особенность их - это необыкновенная музыкальная тонность - певучесть" (Г), "...голосистые, с недлинным настоящим заливом... Одна из особенностей этих гончих - это их своеобразный гон по волкам "с подвывом" - термин, который теперь почти забыт; теперь вообще по красному гонят с поддаем" (К). (Басистость этих гончих, конечно, унаследована ими от меделянок.)

"Злоба и привязчивость к зверю мертвая и безграничная, а потому из них преимущественно всегда (!) выходили зверогоны в полном смысле этого слова. По зайцу гоняли неохотно и часто скалывались; узнавши же зверя, совсем переставали гонять по зайцу. По лисе гнали хорошо, но волка предпочитали всему" (Г).

Происхождение старинной русской гончей от прежних зверовых или, вернее, ловчих собак с примесью татарской гончей и меделянки едва ли может быть оспариваемо, раз можно считать доказанным, что костромская гончая - чистокровный или почти чистокровный потомок восточных гончих, приведенных из глубины Средней Азии татарскими кочевниками. Весьма возможно, что старинные русские гончие, т. е. лошьи собаки, происшедшие от смешения ловчих собак северного типа, имели некоторое влияние на изменение типа татарской гончей, но во всяком случае меньше, чем влияние, в свою очередь оказанное на них последнею породой. Татарско-азиатская гончая была еще более древнею породой, чем русская зверовая собака Древней Руси, и костромская гончая никоим образом не могла произойти от старинной русской, как это авторитетно утверждает г. Данилов: "Старинная русская, или прямогонная, гончая с примесью лайки или какой-либо другой породы гончей дала костромскую гончую, которая в разных местностях различается некоторыми особенностями и получила название русской пешей, русской крутогонной гончей... Русская старинная гончая передала костромской свои полевые достоинства, большинство своих особенностей и свой тип, который известен в настоящее время под названием типа восточных или типа русской гончей..." В этой тираде почти каждое слово - нелепость, и можно только удивляться, как можно писать подобное после фундаментальных, вполне научных исследований Кишенского, впоследствии подтвержденных^*.

^* (Губин также совершенно игнорировал труды Кишенского, а барон Розен (недавно умерший) в своей "Истории гончих собак", уподобляющейся младенческому лепету, наивно признается, что он не читал статей Кишенского, так как Кишенский говорит только о своих гончих! И причиной такого пренебрежения барона Розена было то, что Кишенский - ружейный охотник и притом еще продает собак. Но, спрашивается, кто же из современных псовых охотников не занимается тем же в большей или меньшей степени?)

Старинные русские гончие, говорит Кишенский, имели весьма обширное распространение, и в начале этого столетия большинство крупных охотников держали большие стаи этих гончих. Во многих охотах они велись совершенно изолированно, отсюда несколько подпород, более или менее отличных друг от друга. Но и примесь к ним западных гончих началась давно, хотя и не в такой степени, как лет 30-40 назад (т. е. в 40-х и 50-х годах), так как прежде доставать английских и польских гончих было труднее. Но так как западные гончие в чистом виде и в помесях выносливостью, паратостью и гоньбою по волкам уступали старинным русским, легко сганивавшим матерого волка, то, несмотря на их скотинничество, стаи кровных собак были еще в 50-х годах. Последний удар стаям был нанесен освобождением крестьян. Не стало лихих ездоков, и охота с такими гончими стала очень убыточна. Последних если не кровных, то очень типичных Кишенский видел в 1863 г. Отдельные экземпляры этих гончих встречались у мещан и крестьян Тверской губернии еще в начале 70-х годов.

Из довольно многочисленных стай старинных русских гончих в средине этого столетия наибольшею известностью в центральных губерниях пользовались гончие А. Ф. Левашова, помещика Ряжского уезда, который долго вел свою породу гончих, почти никому не давая. По описанию г. Кашкарова, выжлецы были очень большого роста, иногда с рослую борзую (т. е. 17 вершков); выжловки значительно меньше; все очень ладны и сухи. Масть большею частию чепрачная, с желтыми головами и подпалинами; многие имели белые отметины на морде, груди, шее, ногах и на конце гона; у некоторых подпалины были светлые. Были и черные с большими подпалинами, с черною полосою от уха к уху; встречались и серо-пегие. Но все были с серью и с подпухом, т. е. на черной шерсти пробивались серые волосы и под черной шерстью имели серый пух (подшерсток). Псовина у них была грубая, не короткая, более длинная на шее, ногах и гоне. На ногах были несколько высоки. Лбы широкие, как у волка, так что собаки казались головастыми. Морда сухая, не длинная, скорее коротковатая, прямая, не острорыла и без брылей. Глаза большие, черного цвета, навыкате; выражение глаз строгое. Уши не короткие, но и не длинные. Перед необыкновенно развит, то же шея, которая была иногда с подгрудком. Грудь широкая и глубокая. Передние ноги расставлены широко, локтями в поле. Очень лаписты, лапа склеенная. Ноги толстые, прямые, задние ноги тоже прямые, но с коленкой (т. е. немного лучковаты); зад был хорош, но развит менее переда. Гоны у многих были круты, часто кольцом (что подтверждено и С. С. Кареевым), особенно круты у выжловок. Отличались чрезвычайною паратостью, поспевали к угонкам борзых; работали неделями бессъездно. Раз протравили матерого волка, и стая взяла его в 15-16 верст, а переярков брали с ними сплошь и рядом; сганивали и русаков. Голоса были томные, т. е. унылые; у многих был залив, но не по одному зрячему; было много и тонких голосов. Поиск быстрый и широкий, далеко уходили. Характера были вообще грубого и трудно укротимого: у Левашова и Протопопова на скотину не бросались, у других баловали. Отличались долговечностью и работали по 12 осеней.

Описание Кашкарова несколько отличается от описания Губина, который причисляет левашовских гончих к русским прямогонным гончим. С. С. Кареев также указывает на крутогонность, как на отличительный признак левашовских гончих и, кроме того, противоречит и Кашкарову, утверждая, что последние были очень стомчивы, съезжали с пяти полей и становились как скелеты; что все они были багряно-серые, одна в одну, и хорошо держали рубашку. Невыносливость он объясняет перерождением и кровностью, но вернее предположить, что Кареев знал их с 60-х годов, когда к ним была подмешана польская кровь. Надо думать, что и Кашкаров описывает уже мешаных гончих, чего он не отрицает, хотя считает более вероятною (на основании паратости) подмесь английских, только старых (?), под которыми он, может быть, подразумевал стэгхоундов. Кишенский доказывает, что чистопородность стаи Левашова была утрачена еще при жизни последнего, в 60-х годах. В 1864 г. ветеринар Г. С. Добров привел в Ряжск тяжелых польских гончих стаи графа Тышкевича из Западного края во время польского восстания^*, и остатки левашовских собак были скрещены с этими гончими. После смерти Левашова его гончие перешли к М. П. Гумилину (умершему лет 5-8 назад) и от родства выродились. По словам Н. А. Вербицкого ("Охотн. газ.", 1890 г., стр. 51-53), Гумилин употреблял много трудов и средств на подбор гончих, но его собаки несколько отступали от типа костромских гончих, описанных Кишенским; уши были тоньше, больше и круглее, склад изящнее, шерсть не грубая, голоса не заливистые, отличались паратостью и злобностью. Левашовские гончие, конечно, имеют мало общего с костромскими, но у Гумилина вряд ли были чистокровные русские.

^* (...во время польского восстания... - Имеется в виду польское восстание 1863-1864 гг. (январь 1863-го - май 1864-го) в Королевстве Польском, Литве, части Белоруссии и на Правобережной Украине против царского самодержавия.)

В настоящее время последних следует считать почти исчезнувшей породой, кровь которой сохранилась во многих стаях среднерусских псовых охотников. Вероятно, и теперь у многих вырождаются щенки в эту замечательную породу и при некоторой настойчивости можно было бы добиться ее реставрации. Как сырой, необработанный материал старинная русская гончая была действительно драгоценностью.

На московских очередных выставках только один раз, именно на IV-й в 1879 г., были показаны гончие, очень близко подходящие к описываемой породе, именно гончие (2 смычка) Д. Мажарова из Тамбовской губ., выставленные за костромских. Это были очень рослые собаки могучего сложения, головы которых с отвисшими брылями и веками (особенно у выжлеца Волтора), а также и масть указывали на несомненную подмесь крови меделянок. Эта подмесь несомненно была в старинных русских гончих: ее нисколько не отрицают большинство старых псовых охотников. Мастью, псовиной, гонами (?), по мнению Кишенского, напоминали старинную русскую породу гончие Столыпина; складом головы и в особенности взглядом имели сходство с ними гончие Ф. А. Свечина, происходившие от павловских. Основанием стаи А. И. Полторацкого также служили старинные русские гончие. Кровь левашовских гончих, уже мешанных с польскими, имеется в значительной мере в гончих Н. Кашкарова, также Пельпора и Венкстерна, но уже с примесью костромских породы Кишенского. Будило и Выжла Кашкарова были слишком голошерстны и имели тонкие и голые гоны, кольцеобразно загнутые на спину.