Русские борзые
Из всех охотничьих собак русские борзые представляют для нас, русских охотников, наибольший интерес. Действительно, они замечательны во многих отношениях - как самостоятельная и крайне своеобразная порода собак, несомненно выведенная русскими охотниками, как одна из красивейших собак, не имевшая себе равных в быстроте на коротких расстояниях.
Все это обязывает нас проследить подробно историю возникновения охоты с борзыми в России и происхождение псовых борзых.
К сожалению, сведения об охоте и собаках у славян в древности весьма скудны. Оно и понятно, если принять во внимание, что летописцами были монахи, вообще духовные лица, всегда весьма неприязненно относившиеся к охоте и считавшие собаку нечистою - псом смердящим. В этом отношении католическое духовенство резко отличалось от греко-русского, так как до времен Реформации, даже до XVIII столетия, большая часть епископов и высшего духовенства были охотниками. Мы знаем, что и теперь лучшие заводы охотничьих собак - сеттеров и пойнтеров - принадлежат англиканским священникам.
Несмотря, однако, на скудость сведений об охоте и собаках дотатарского периода, можно доказать, что русские борзые - породы сравнительно новейшего происхождения и ни в каком случае не чистокровнее всех Габсбургов и гогенцоллернов, как утверждал авторитет псовых охотников П. М. Мачеварианов, а тем более не были сотворены таковыми, не существовали спокон века, по мнению некоторых невежд - феопенов дворянского происхождения.
Дело в том, что у славян в древности не было и не могло быть борзых в настоящем смысле слова, т. е. таких быстрых собак, которые могли бы в течение нескольких минут, даже секунд догнать на чистом месте любого зверя по той простой причине, что они быстрее. Борзая ловит, а не заганивает. Самая местность, занимаемая славянами, была тогда покрыта дремучими лесами и отнюдь не могла благоприятствовать охоте с такими собаками. Нигде не встречается ни одного описания подобной травли и прилагательное "борзый" применяется, по крайней мере до XV столетия, только для обозначения быстроты коней. Известно, что в Древней Руси охота - ловитва - производилась при помощи тенет и собак, подлаивавших белку, отыскивавших бобров, гонявших и задерживавших оленя, зубра и тура; но это были, очевидно, те же самые остроухие собаки, которые до сих пор встречаются почти во всей России и на Кавказе в качестве промысловых, дворных и пастушьих. Это доказывается охотничьими фресками, украшающими лестницу на хорал Софийского собора в Киеве, построенного Ярославом Мудрым в память отражения печенегов*, хотя сам творец "Русской Правды"** предпочитал "сидеть на берегу реки с удицей". На фресках между прочими сценами изображены охота на белку с лайкой, конная охота на медведя и лютого зверя (барса), остроухая собака, гонящая оленя, и соколиная охота на зайца. В завещании Владимира Мономаха*** вовсе не упоминается о собаках, и собственно охота - ловы, ловитва - в те времена имела, в отличие от промысла, вид единоборства богатырей с крупными и опасными дикими зверями при незначительной помощи собак. У князей киевских и новгородских могли быть тогда лишь ловчие собаки, которые отличались не столько быстротою, сколько силою и злобностью. Борзых же князьям и их дружинникам вполне заменяли гораздо более быстрые ловчие птицы - сокола, ястреба и беркута, бравшие зайца, лису, волка, сайгу и, кроме того, пернатую дичь. Этот способ охоты, часто упоминаемый в летописях, очевидно, ведет начало из Индии, откуда пришли все славяне; в Индии же и по настоящее время борзых нет, и псовая охота там вовсе не известна, даже между магометанами.
* (...начиная со скифов и сарматов и кончая половцами, хазарами и печенегами. - Скифы (skythai) - общее название основного населения Северного Причерноморья с 7 в. до н. э. Сарматы (sarmatae) - общее название ираноязычных племен, расселявшихся в 3 в. до н. э. - 4 в. н. э. в степях от р. Тобол до р. Дунай. Половцы (кипчаки, кыпчаки, куманы) - русское название монголоидного тюркоязычного населения, пришедшего в Причерноморские степи в 11 в. из Заволжья. Хазары - кочевой тюркоязычный народ, появившийся в 4 в. на западном побережье Каспийского моря до р. Сулак в Северном Дагестане, низовьях Дона и Волги. Печенеги - союз племен, образовавшийся в 8-9 вв. между Волгой и Уралом от смешения кочевников тюрков с сарматскими и угро-финскими племенами. Как единый народ перестали существовать в 13-14 вв., слившись с половцами, венграми, русскими, монголами и другими народами.)
** (В "Русской Правде" назначена довольно большая пеня за украденную собаку: наравне с соколом и ястребом. "А же кто украдет чюж пес, любо ястреб, любо сокол, по три гривны продажи, а господину гривна". Очевидно, здесь идет речь об охотничьих собаках, принадлежавших дружинникам, т. е. об упомянутых ловчих псах, употреблявшихся для охоты на крупных зверей, которых нельзя было затравить соколами и ястребами.)
*** (...В завещании Владимира Мономаха... - В современном литературоведении это произведение известно как "Поучение Владимира Мономаха".)
Можно предположить только, что у князей киевских могли быть собаки с Балканского полуострова - именно те брудастые полуборзые-полугончие, которые и до сих пор сохранились в Балканских горах, представляя собою помесь североафриканских борзых с брудастой овчаркой. Такое предположение тем более вероятно, что подобные же брудастые собаки, как мы видели, были выведены из передней Азии на Балтийское побережье одним из германских племен в эпоху великого переселения народов. Но это были все-таки еще не борзые, а рослые, сильные и сравнительно очень быстрые выборзки, гораздо менее похожие на борзых, чем современные шотландские дирхоунды. Вообще трудно сказать положительно, были ли эти собаки приведены на Балтийское побережье через Кавказ из Малой Азии уже в виде помеси арабской борзой с овчаркой, или же эта порода образовалась на месте путем скрещивания приведенных из Азии овчаров с хортыми борзыми кельтов и белгов. Последнее предположение вероятнее.
Выше было замечено, что борзая в сплошных лесах, занимаемых славянами до времен татарского нашествия, была совершенно неуместна и бесполезна. Но ее не было в древности и во всей Южной и Юго-Восточной России, имевшей степной характер, но еще не лишенной лесов. Геродот, описывая быт народов, обитавших на юго-востоке Европы за 500 лет до р. х., говорит, что все они занимаются охотой, которая производится следующим образом: охотник, высмотрев с вершины дерева какого-либо зверя, пускает в него дротиком, а потом, вскочив на коня, преследует раненого с помощью собак. Очевидно, это были не борзые, а ловчие собаки. Самый способ травли зайца, лисицы, волка или других зверей не мог бы не обратить на себя внимания наших предков. Все древние обитатели Южной России дотатарского периода, начиная со скифов, сарматов и кончая половцами и печенегами, принадлежали к турецко-татарским племенам, выходцам из Центральной Азии - Алтая и Монголии. Но так как у современных алтайских татар и монголов борзых нет, то нет никакого основания думать, что они были у их сродичей, проникших в Восточную Европу ранее, чем магометанство распространилось в Западной Азии. Так как у древних ассириян настоящая охота с борзыми была неизвестна и на их многочисленных памятниках мы встречаем в качестве зверовых охотничьих псов изображения громадных догов, реже - остроухих собак вроде наших северных, то имеем полное основание утвердительно сказать, что в Малую Азию, Персию и Прикаспийские степи борзые были приведены арабами, покорившими в VII веке Персию, в VIII - Грузию и Туркмению. Здесь арабские борзые смешались с туземными вислоухими и длинношерстными горными собаками и образовали новую самостоятельную породу так называемых восточных борзых, характеризовавшихся короткою псовиною на теле при мохнатых висячих ушах и хвосте, обличавших их смешанное происхождение.
Когда монголы в XIII столетии наводнили Персию и Багдадский калифат и взяли Багдад, они, конечно, не могли не оценить охотничьих достоинств и быстроту неведомых им собак, уже пользовавшихся большим почетом в магометанском мире. Эти борзые были особенно пригодны им для охоты в степях, где они добывали им массу зверей - зайцев, сайг и антилоп, вполне гармонируя с облавным, массовым способом охоты, присущим монголо-татарским племенам, когда в охоте принимало участие целое войско, которое окружало громадное пространство. Такую охоту описывает Марко Поло в бытность свою у Кублая-хана в Монголии, где, однако, роль борзых выполнялась гепардами и даже дрессированными тиграми. Монгольские орды при своем нашествии на Юго-Восточную Европу по необходимости должны были кормиться охотой, так как стад, следовавших за ними и отбираемых у половцев и других кочевых народов, было недостаточно для прокормления полчищ. Насколько Россия была в те отдаленные времена богата снедными животными, видно из того, что триста лет позднее войско Иоанна Грозного, шедшее на Казань, кормилось главным образом добываемыми по пути снедными зверями, птицею и рыбою.
Но кроме малоазиатских борзых татары, несомненно, привели с собою массу своих монголо-татарских собак, резко отличавшихся от туземных собак как легкого короткошерстного, так и более тяжелого и длинношерстного - волкообразного типа. Эти татарские собаки, о которых будет говориться в своем месте, более туземных имели право на название гончих. Когда татары осели на места, заняв Юго-Восточную Россию, и приняли магометанство, они, подобно всем последователям ислама, обратили особое внимание на борзых и охоту с ними. А так как в лесистых местностях травля ими была весьма затруднительна, то постепенно выработался особый, татарский, смешанный способ охоты, имевший аналогию со способом наганивания зверей одной половины орды на другую. Роль загонщиков выполнялась здесь татарскими гончими, выгонявшими из леса на опушку зверей прямо в зубы борзым, которых держали на сворах всадники - ханы и узбеки. Подобный способ охоты сохранился, по-видимому, до настоящего времени у приалтайских киргизов, к которым он перешел от русских татар.
С XV века летописцы уже не говорят более о ловах, ловчих, а о псарях, псовой охоте, охоте с собаками. В первый раз слово "псарь" упоминается в духовном завещании князя Владимира Андреевича (1410). Татарское владычество не могло остаться без влияния на изменение характера коренных русских охот - заганивания верхом с собаками крупных зверей в лесу и травли ловчими птицами мелких зверей и птицы на лугах, полях и болотах - травли, в свою очередь заимствованной татарами. Мы знаем, что русские по своей переимчивости приняли многие нравы и обычаи, начиная с одежды и кончая теремами, и нет никакого сомнения, что псовая охота на татарский образец существовала еще до Василия III (отца Иоанна Грозного), который, как известно исторически, был страстным любителем травли борзыми и даже заболел смертельно в отъезжем поле у Волоколамского (1533).
Герберштейн в своих записках о Московии дает довольно обстоятельное описание великокняжеской охоты с борзыми. Из этого описания видно, что в общих чертах охота производилась так же, как и теперь. Зверя, преимущественно зайца, выгоняли из леса при помощи очень большого количества крупных canes molossus et odoriferos, т. е. мордашей и духовых, или гончих собак, причем говорится о громком и разнообразном лае. Травля же выгнанных зайцев производилась т. наз. kurtzi "с пушистыми хвостами и ушами", "неспособных к долгой гонке", которых спускали со свор стоявшие на опушке всадники. Очевидно, это были восточные вислоухие борзые, имевшие длинную шерсть только на ушах и правиле, и именно куртинки, т. е. курдские борзые - название, сохранившееся за азиатскими борзыми до последнего времени.
Отсюда можно заключить, что борзые, приведенные татарами в Россию, если и изменились, то очень мало и еще сохранили висячие уши и короткую псовину на теле, которая, может быть, несколько огрубела и удлинилась вследствие влияния климата. Как магометане и подражатели арабов, татарские ханы и узбеки должны были иметь о своих борзых, считавшихся символом знатности и богатства, такое же попечение, какое оказывают африканским слюги бедуины и среднеазиатским тазы туркмены, и, вероятно, тщательно блюли их в чистоте, не смешивая с другими собаками, считавшимися нечистыми и недостойными прикосновения правоверного. Присутствие татарского царевича (Ших-Алея) и татар на охоте, описываемой Герберштейном, может служить указанием на то, что она еще не была достаточно усвоена русскими и требовала руководителей. Насколько ценились тогда борзые, видно из того, что при заключении торгового договора с датским королем Христианом II в 1517 году ему были отправлены в подарок борзые, которых Христиан, в свою очередь, отправил французскому королю Франциску I.
Полное право гражданства псовая охота получила в Московском государстве несколько позднее, именно во времена Иоанна Грозного, после взятия Казани, когда мудрое правительство сразу закрепило свою власть, переселив значительную часть татарских князей и узбеков (дворян), самого беспокойного элемента, недовольного новыми порядками, в нынешние Ярославскую и Костромскую губернии, причем наделило их поместьями и понуждало креститься. С этого момента слияния татарского и русского служилого сословия, вскоре перероднившегося, татарские борзые и гончие распространяются по всему Московскому государству и под названием псов словенских проникают даже на запад, в Польшу. В старинных польских охотничьих книгах (?) говорится, что для травли волков надо употреблять псов словенских, отличающихся ростом и силою.
Надо полагать, что во второй половине XVI столетия начинается вывод новой - русской - породы борзых. Это доказывается, во-первых, несоответствием татарской борзой климату и условиям островной (т. е. выжидательной, а не активной) охоты; во-вторых, тем, что христиане не имели основания относиться так педантично к чистокровности своих собак; наконец, борзые рассеялись повсеместно, и трудно было вести породу в чистоте, тем более что сношения казанских татар с астраханскими, ногайскими* и крымскими должны были сильно затрудниться. Татарские борзые могли принадлежать только татарам высшего сословия, никогда не были многочисленны и сохранялись от вырождения только свежею кровью южных борзых.
* (...казанских татар с астраханскими, ногайскими... - Казанские татары - татарское население, жившее на территории Казанской губернии, ныне - территория Татарской АССР (гл. город - Казань). Астраханские татары - татарское население Астраханской губернии, на территории которой в 1459-1556 гг. существовало Астраханское ханство, возникшее в результате распада Золотой Орды. В настоящее время около 8% населения Астраханской области составляют татары. Ногайские татары - в настоящее время ногайцы (самоназвание ногай), народ, живущий преимущественно в Ставропольском крае, Дагестанской АССР, Чечено-Ингушской АССР и Карачаево-Черкесской автономной области.)
Таким образом, произошло сознательное, отчасти вынужденное скрещивание с туземными охотничьими собаками, каковыми были остроухие собаки волчьего типа. К концу XVI столетия у ярославских и костромских дворян-татар выработалась новая порода борзых, отличавшаяся длинною псовиною на всем теле с подшерстком, отчесами и гривою на шее и большими стоячими или полустоячими ушами. Все эти резкие породные признаки были переданы северною волкообразною собакой, в свою очередь происшедшею от неоднократной подмеси волчьей крови естественным и искусственным путем к чистопородной полудикой собаке, отличавшейся от волка более легким строением тела и длинными стоячими и узкими ушами. Эта форма ушей, замечавшаяся у разновидности русских борзых, известных под названием остроушек, до пятидесятых годов XIX столетия и по законам реверсии встречающаяся в виде редкого исключения по настоящее время, доказывает, что псовая борзая не могла образоваться от скрещивания татарской борзой с короткоухим волком. С течением времени у большинства псовых борзых, как у всякой культурной породы, не имеющей надобности беспрестанно напрягать свой слух и мускулы ушей, конец ушей стал загибаться назад, а затем уши стали держаться в закладе, прижатыми к затылку, настораживаясь, т. е. слегка приподнимаясь только в минуты возбуждения. Таким образом, длинные, вислые и пушистые уши kurtzi у Герберштейна превратились в стоячее, полустоячее и прижатое ухо русской борзой; татарская борзая, как смешанная порода, оказалась слабее северной чистопородной и чистокровной ловчей собаки и только придала ей большую легкость, стройность и красоту.
Нет никакого сомнения в том, что для скрещивания с татарской борзой выбирались самые крупные и легкие остроухие северные собаки, которые и ранее во многих случаях заменяли борзых, т. е. были ловчими собаками, которые могли заганивать зверя, особенно в лесах и пересеченной местности. Такие собаки борзовидного склада встречаются до сих пор во многих местностях Северной России и в Сибири; к ним относятся зырянские, вогульские, башкирские и тунгусские лайки*. По свидетельству П. Е. Яшерова, в селе Согостыре, при устьях Лены, встречается разновидность рослых северных собак, по складу очень напоминающих борзых, с настолько узким черепом, что уши у них, будучи прижаты, перекрещиваются концами, как у прежних наших псовых. Легкое сложение их вызвано аналогичным борзой назначением ловить оленей зимой в тундре по насту. Между этими легкими разновидностями лаек, отличавшимися длинными узкими ушами, встречаются экземпляры очень большого роста, до 17 вершков, например, между башкирскими и вогульскими, и нет никакого основания думать, чтобы между коренными собаками Средней и Северной России, вообще в Московском государстве и даже Великом княжестве не было подобных собак, тем более что зырянские лайки до сих пор ведутся в Вологодской губернии, смежной с Костромской и Ярославской. Эта порода или разновидность отличается от карельской лайки Олонецкой и Новгородской губерний более длинным ухом и более легким сложением. Князь А. А. Ширинский-Шихматов, исследователь пород северных собак, говорит, что движения зырянской лайки можно сравнить со скачкой и броском псовой, тогда как бег карельской напоминает бег тяжелой гончей. Мы знаем, что во времена царя Алексея Михайловича особенно ценились так называемые лошие собаки. В 1665 году боярин Благово ударил царю челом 2 охотниками и 10 лошьими собаками, за что и получил ценный царский подарок - 100 р. денег**. Эти ловчие собаки велись в России еще в начале XIX века, так как упоминаются Левшиным в его книгах. Так назывались, несомненно, не гончие, а остроухие лайки большого роста, приученные к заганиванию лосей.
* (...к ним относятся зырянские, вогульские, башкирские и тунгусские лайки. - Зыряне - дореволюционное название народа коми, живущего в основной массе на территории Коми АССР. Вогульские - см. прим. выше. Тунгусы - устаревшее название эвенков, живущих в Эвенкийском национальном округе Красноярского края, в Томской, Иркутской, Читинской, Амурской и Сахалинской обл., Хабаровском крае и Якутской АССР.)
** (Кутепов )
Во всяком случае, татарская борзая скрещивалась с туземными собаками, и очень странно предполагать, что русская псовая происходит от сибирских или монгольских собак, основываясь на том, что эти собаки могут ловить зверя и будто бы имеют очень плохое чутье и чрезвычайно острое зрение*. Сибирские остроухие собаки тут ни при чем по той простой причине, что монголо-татарские племена не могли привести их в большом количестве, ибо это были исключительно лесные и тундровые собаки. Монголам могли сопутствовать главным образом монгольские собаки, хотя бы потому, что они до сих пор питаются трупами людей и животных, в чем не могло быть недостатка при нашествии. Но монгольские собаки не имеют ничего общего с борзой вообще, тем более псовой, потому что они имеют вислые небольшие уши, сравнительно короткую шерсть, окрас большею частью черный в подпалинах и, как мы увидим далее, приближаются к гончему типу.
* (Совершенно непонятно, каким образом зоолог Гондатти, а за ним барон Розен в своем "Очерке истории борзой собаки" могут утверждать, что на всем пространстве Сибири встречается одна порода лаек с плохо развитым чутьем, почти не лающая, с загнутыми кончиками ушей и большими глазами навыкате. Самые названия этих собак - духовые, зверовые промысловые собаки, лайки - доказывают их чуткость и присущую им способность лаем указывать нахождение зверя. Все это теперь известно каждому охотнику. Гондатти, очевидно, имел в виду ездовых собак, которых только и видел. Северные собаки делятся на много пород и разновидностей, и между ними действительно некоторые имеют сравнительно слабое чутье, которое в тундре, как и в степи, не имеет такого значения, как в лесу и пересеченной местности. В тундре собака может видеть дальше, чем почуять, притом во все стороны, а не по ветру.)
Северная собака легкого склада дала решительно все, что отличает русских псовых от других борзых: длинную псовину, образующую отчесы и гриву, масть - серую, серо-пегую и белую, форму ушей, прямой постанов задних ног (под себя), наконец, хвост, который, как известно, многие лайки не загибают кольцом на спину, а держат по-волчьи. Даже бросок, т. е. крайнее напряжение сил при настигании зверя, - качество, переданное лайкою и только получившее у псовой крайнее развитие. Лайка тоже делает при виде зверя ряд быстро следующих один за другим скачков и также бросает преследование, когда убеждается в бесполезности своего усилия, чего никогда не делает, по крайней мере в степи, восточная борзая, отличающаяся тягучестью и настойчивостью погони.
Сильнейшим доказательством справедливости теории происхождения русских псовых от смешения татарских борзых с среднерусской лайкой служит тот факт, что на Северном Кавказе у горцев адыге и кубанских казаков борзые имеют стоячие уши с загнутыми кончиками, часто серый окрас и более длинную псовину на шее, вроде гривы. Очевидно, эти борзые произошли от помеси вислоухой борзой горской с кавказской волкообразной собакой - дворняжкой и пастушьей, принадлежащей к типу лаек*. Есть основание думать, что смешение это произошло сравнительно недавно, не более 40-50 лет назад, так как в 70-х годах борзые Северного Кавказа, по крайней мере Терской области, почти вовсе не отличались от крымок**.
* (Серые с черноватою полосой по хребту, с короткой (сравнительно) псовиной, за исключением груди, шеи и хвоста.)
** (Например, Карагос, привезенный Егорновым в 1876 году и бывший на выставке.)
Н. П. Кишенский в своем замечательном труде "Опыт генеалогии собак", не имеющем ничего равного себе не только в русской, но и во всей иностранной литературе и положившем основание решению вопроса о происхождении различных пород собак, первый указал на то, что русская борзая есть результат скрещивания северной волкообразной собаки с восточной борзой. Последняя дала только легкость склада, удлинила морду, но большая часть признаков унаследована псовой от лайки. Стоячее ухо, которое впоследствии стало закладываться назад - в затяжке, что замечается у многих лаек, ребра ниже локотков, спина с верхом (наклоном) и длина псовины переданы ей лайкой; шелковистость же псовины есть следствие ухода (и, прибавим со своей стороны, зависит также от позднейшей примеси мягкошерстной брудастой борзой); при худом воспитании и дурном выращивании она становится жесткою и грубою (песиковатою). Удлиненная псовина на шее, баки и отчесы, тем более муфта, свойственны лишь северному типу. Серая волчья масть характеристична для лаек; половая же есть видоизменение волчьей масти в другом направлении - это, собственно, светло-рыжая, а рыжие волки, как и лайки, встречаются нередко, но между ними никогда не бывает красных*. Лайки и волки, как и большая часть псовых, принадлежат к светломордым, и подпалины им несвойственны, а если и бывают, то светлые и нередко отграниченные. Вообще Кишенский совершенно основательно считает распределение псовины и масть настолько важными и устойчивыми породными признаками, что полагает возможным на основании их решать вопрос о происхождении собаки. Наконец, псовая борзая имеет "ту же волчью манеру нажидать добычу на близкое расстояние, целиться лежа и ловить одним коротким отчаянным усилием; последнее, служившее в продолжение многих поколений предметом подбора, развилось в баснословный бросок, подобный ружейному выстрелу".
* (Красные лисообразные лайки встречаются в Финляндии и составляют отдельную породу.)
Как бы то ни было, почти через 50 лет после взятия Казани и начала смешения победителей с побежденными и туземной собаки с пришлой, царь Борис уже посылает в дар персидскому шаху Аббасу двух борзых, конечно новой русской породы, так как татарские борзые мало отличались от персидских, не представляли для персов ничего интересного и посылка их не имела никакого смысла. К тому же времени, вероятно, относится упоминание старинных польских авторов о псах словенских, с достоинствами которых поляки имели возможность ознакомиться во времена междуцарствия и самозванцев. Известно исторически, что первый самозванец был страстным любителем псовой охоты и медвежьей травли и что он и окружающие его польские паны привели с собою немалое количество польских хартов. Последние, имея тоже свои достоинства, могли даже оказать некоторое, хотя незначительное, влияние на стати псовых, быть может, несколько облагородили их общий вид, улучшили уши и правила. Впрочем, еще царю Федору Иоанновичу английские купцы привозили борзых, легавых и бульдогов.
Трудно ожидать, чтобы в смутные времена конца XVI и начала XVII столетий псовая охота процветала в Московском государстве. В Подмосковье, очевидно, не осталось хороших собак, если царю Михаилу Феодоровичу пришлось посылать за ними в северную медвежью сторону. В 1619 году он отправляет в Галич, Чухлому, Солигалич, Судай, Кологрив и на Унжу двух охотников и трех конных псарей с наказом брать в тех местах у всяких людей собак борзых, гончих, меделянских и медведей. В грамоте даже приказывалось губным старостам давать стрельцов, пушкарей и рассыльщиков в помощь против тех бояр, дворян и прочих местных жителей, которые не захотели бы добровольно расстаться со своими любимыми псами и медведями*. Отсюда прямой вывод, что нынешняя Костромская губерния была действительно родиною псовых борзых и русских гончих и в ней еще в XVII столетии встречались лучшие, наиболее типичные представители.
* (Кутепов.)
Надо полагать, что именно с эпохи воцарения дома Романовых начинается упорядочение псовой охоты и приведение ее в стройную систему и русские борзые окончательно обособляются в отдельную, самостоятельную породу. В 1635 году появляется "Регул, принадлежащий до псовой охоты", составленный стольником рижским немцем Христианом Ольгердовичем фон Лесенным на немецком языке*. Из этого "Регула" мы видим, что в псовой охоте тогдашнего времени выработалась определенная терминология, в которой было уже очень мало татарских слов; что татарского остались только охотничьи одежда, седловка и сигналы, начинавшиеся не с высокого тона, как на западе, а с низкого; что, наконец, татарские вислоухие борзые, если не перевелись вовсе, то сделались очень редкими. Фон Лессин описывает только одну породу псовых борзых, у которых "псовина и лисы наподобие вихров, псовина длинная висящая, какая бы шерсть ни была, наподобие кудели", т. е. прямая, не волнистая. Таким образом, уже в начале XVII столетия русская борзая резко отличалась длиною и мягкостью псовины и не могла иметь почти такую же короткую шерсть, как у крымки, только с подшерстком, т. е. той, какую описывает г. Губин под названием чистопсовой, считаемую им за самую старинную породу русских борзых.
* (Регул этот (рукописный) найден был недавно в архивах графов Паниных.)
Царь Алексей Михайлович, как видно из исторических документов, главным образом из его писем, охотился почти исключительно с ловчими птицами и, если и травил борзыми волков и зайцев, то очень редко. Это не мешало ему ценить борзых и вместе с соколами посылать их персидскому шаху, вероятно, и западноевропейским государям. К этому времени соколиная охота достигает наивысшего развития, но вместе с тем становится достоянием немногих лиц; травля с борзыми, видно, начинает заменять травлю ловчими птицами, и бояре времен царей из дома Романовых, по-видимому, забавлялись главным образом псовою охотою, реже охотою с ястребом. Вероятно, тогда произошла известная поговорка: соколиная охота - царская, псовая - барская, ружейная - псарская, а также поговорка-загадка (бежит копейка, за копейкой рубль, за рублем сто рублей, а на сто рублев и цены нет). Огнестрельное оружие стало употребляться для охоты на зверей (крупных) со времен Иоанна Грозного, но, по-видимому, до Петра III, когда уже распространилась стрельба влёт, которая сделалась известною во времена Алексея Михайловича, русские дворяне считали постыдным охоту с ружьем и продолжали принимать даже медведей и лосей из-под собак ножами и рогатинами, пернатую же дичь ловили ястребами, так как доставать соколов было очень трудно.
Петр Великий вовсе не был охотником: при его кипучей деятельности ему было некогда развлекаться охотою. Но внук его Петр II был страстным псовым охотником, и, вероятно, исследование архивов императорской охоты в особенности прольет много света на псовую охоту в начале прошлого столетия. Несомненно, что вместе с основанием Петербурга и постоянными сношениями с прибалтийским рыцарством началось взаимодействие русской борзой и балтийской брудастой. Это влияние особенно сказалось в царствование Анны Иоанновны, во времена Бирона и влияния курляндцев, получивших обширные поместья в Центральной России. Русские охотники должны были поражаться ростом, силою и злобностью курляндских брудастых, а курляндские бароны и новые русские помещики-немцы, в свою очередь, пленяться быстротою и красотою русских псовых. Очень может быть, что в начале XVIII века балтийские брудастые борзые уже имели значительную примесь ирландских волкодавов, которым и были обязаны своими выдающимися качествами. В письмах Ф. Наумова и Артемия Волынского к графу С. А. Салтыкову, относящихся к 1734 году, неоднократно упоминается о черных и чубаро-пегих брудастых, которые "скакали не лихо". Точно так же из этих писем можно заключить, что русские охотники усиленно скрещивали различные породы борзых - английских, польских брудастых - между собою и с псовыми.
Хотя не имеется ни описания, ни рисунков курляндских брудастых борзых, или клоков, прошедшего столетия, но можно с уверенностью сказать, что они принадлежали, подобно местным брусбартам и брудастым гончим, не к щетиношерстному горному типу, а к мягкошерстному, кудлатому, то есть равнинному типу, к которому относятся овчарка и пудель. Очень может быть, что в старинных остзейских замках найдутся портреты баронов с брудастыми борзыми, картины, изображающие травлю ими, а в семейных архивах - переписка, бросающая свет на эту теперь бесследно исчезнувшую породу. Несомненно одно, что курляндские клоки резко отличались своей клокастой псовиной от шотландских и прочих борзых; когда же они стали вырождаться, то остзейские немцы стали мешать их, с одной стороны, с русскими псовыми, а с другой - с ирландскими волкодавами и, вероятно, с шотландскими дирхоундами.
Эти скрещивания дали, как и следовало ожидать, различные результаты: в первом случае псовая борзая удлинила псовину клоков, сделала ее более мягкою, правильно волнистою, даже завитою. К аналогичным последствиям приводили и другие скрещивания брудастых собак с небрудастыми, и не подлежит никакому сомнению тот странный и еще не объясненный факт, что подобные смешения очень часто необыкновенно удлиняли псовину! Так образовались ирландские водяные спаниели, также немецкие шнур-пудели. При повторительном скрещивании полученных помесей с псовыми исчезли усы, брови и борода. Собаки стали гладкомордыми, гладконогими, гладкохвостыми, с курчавой псовиной, как у барана, с первого взгляда поразительно похожими на ирландского уатер-спаниеля, только огромного, остромордого и борзоватого. Можно подумать, что курляндские псовые произошли от помеси курляндских клоков с хартами смежной Польши. Но этому мнению противоречит низкопередость, удлиненная псовина на шее и в особенности необычайная пруткость, соединенная с броском, унаследованные от псовой; злобность же, сила и рост переданы им, конечно, клоками и увеличены подбором. Весьма возможно, что в выводе этой породы главная роль принадлежала не остзейским баронам, а русским псовым охотникам, более интересовавшимся борзыми и охотою с ними, чем немцы, характеру которых она вовсе не соответствовала. Едва ли в Прибалтийском крае существовала когда-либо настоящая псовая охота на русско-татарский образец, и, вероятно, бароны употребляли борзых преимущественно для травли волков. Мы знаем только, что русские охотники прошлого столетия неоднократно скрещивали псовых с брудастыми - как ирландскими, так и курляндскими. Знаменитый Зверь князя Г. Ф. Барятинского, бравший в одиночку матерого волка (см. "Брудастые борзые"), происходил от Рид-Капа - ирландского волкодава, выписанного из Англии курляндским помещиком Блюмом, и псовой суки.
Таким образом, приблизительно около 50-х годов прошлого столетия образовалась новая порода псовых борзых со многими признаками брудастых, только голомордая. Но так как эти курляндские псовые имели весьма неуклюжий вид и слишком резко выделялись между русскими псовыми красавцами, то совершенно естественно, что русские охотники не могли быть довольны внешностью курляндских псовых и, в свою очередь, стали усиленно смешивать их с чистокровными русскими псовыми. Результатом было окончательное исчезновение брудастого типа, как в псовине, так и складе, но псовина улучшилась - она сделалась длиннее, тоньше и гуще. Образовалась новая разновидность, которую в отличие от коренной породы стали называть густопсовой. Отсюда понятны сравнение Губина псовой борзой, как он называет собственно густопсовую, с орловскими рысаками* и мнение его, что порода эта выведена недавно, так что еще в начале восьмисотых годов считалась большою редкостью и ценилась очень дорого. По словам Губина, помещик Шацкого уезда П. Е. Мосолов, обладая настоящими псовыми (густопсовыми), продавал их в Польшу по 7 и 10 тысяч рублей на ассигнации. Из дальнейшего описания видно, что Губин считает псовую продуктом смешения чистопсовой борзой, считаемой им древнейшею русскою породой, с курляндской псовой на том основании, что между псовыми (густопсовыми) выраживались нередко голошерстные в типе чистопсовых. "Регулом" фон Лессина ясно доказывается, что в XVII столетии существовала только одна, или преобладала, порода борзых с длинною псовиной "наподобие кудели", а следовательно, мнение Губина, никем, впрочем, и не поддержанное, не выдерживает никакой критики.
* (Более нежели вероятно, что густопсовая борзая была выведена графом А. Г. Орловым.)
Несмотря на то что Елизавета Петровна, еще будучи царевной, отличалась необычайною любовью к псовой охоте, мы не могли найти ни одного печатного сведения о том, как и с какими борзыми она охотилась в подмосковном селе Измайлове и других местах. Но и в еще более продолжительное царствование Екатерины Великой не выходило никаких охотничьих книг, из которых бы можно было составить себе понятие о тогдашних псовых охотах и породах борзых. Сохранилась лишь рукописная книга, вероятно копия, "Руководство к ружейной охоте" егермейстера Петра III Бастиана, в которой о борзых ничего не говорится; в 1778 (?) и 1785 гг. выходила книжонка Г. Б. "Псовый охотник", перевод какой-то, вероятно рукописной, польской книги, заключающий в себе описание хортой борзой. Во 2-м издании "Совершенного егеря" (17** г.) описание борзой и псовой охоты - дословная перепечатка "Псового охотника", так что чуть ли не единственные печатные сведения о русской псовой охоте и русских борзых времен Екатерины мы находим в "Записках Болотова" (1791), всего несколько строк, и в сочинении Дубровина о Пугачевщине, в котором упоминается о борзых симбирского помещика Ермолова (деда современника нашего Н. П. Ермолова), посланных им графу Панину, усмирителю пугачевского бунта. Впрочем, в 60-х годах было, по-видимому, составлено для графа А. Г. Орлова руководство к псовой охоте под названием: "О порядошном содержании псовой охоты борзых и гончих собак". Книга эта, написанная под титлами, была подарена известному псовому охотнику Симбирской губ. Н. М. Наумову, от которого перешла к П. М. Мачеварианову. Что же касается книги "Псовый охотник" издания 1728 (?) года, о которой несколько раз упоминает Губин в своем руководстве, то, судя по некоторым цитированным фразам*, можно было бы думать, что это тот же "Псовый охотник" Г. Б., о котором говорилось выше; но так как далее г. Губин говорит, что он выписывает из этой старинной книги лады курляндских борзых, о которых Г. Б. не упоминает вовсе, то надо заключить, что у него имеется какая-то никому из охотников и библиографов не известная книга о псовой охоте. По всей вероятности, она рукописная и написана позднее 1728 года**.
* (Именно фраза: "не узка и не кругла, была бы сверху широка"; правило "в чистом серпе и в себе было бы свободно".)
** (Можно, впрочем, допустить, что она была составлена для руководства молодого императора Петра II (1727-1730).)
Первый раз деление русских борзых на породы мы встречаем только в "Книге для охотников" Левшина и в его же "Всеобщем и полном домоводстве", относящихся к началу этого столетия. В "Книге для охотников" (стр. 24) говорится, что "псовые собаки разделяются на обыкновенных псовых и густопсовых. К последним прежде всего надлежат собаки, собственно русскими называемые, имеющие длинную шерсть в завитках, очень густую и длинную псовину на правиле". А далее: "Борудастые собаки имеют шерсть весьма густую, длинную и клокастую. Сих также разделяют на борудастых обыкновенных и клоков. Клоки имеют по всему телу, даже на голове и ногах, шерсть густую, жесткую, иногда кудрявую. Лучшие из оных (?) курляндские; у оных голова, уши, ноги до локтей и хвост бывают как бы выбриты; прочее же тело покрыто густою шерстью..."
Почти то же самое повторяется во "Всеобщем и полном домоводстве". "1) Русские собаки густопсовые бывают очень рослы, имеют шерсть густую в завитках, т. е. длинными косицами, волнами висящими; хвост, или, по-охотничьи, правило, с густою, косицами же висячею шерстью подобием бахромы. 2) Псовые имеют шерсть довольно густую, но без завитков. 3) Борудастые (?), инако курляндскими называемые, имеют на себе шерсть густую, жесткую и кудрявую. Породная курляндская собака должна иметь голову, уши и ноги по колено с низенькою гладкою шерстью, как бы выбритые, стан же и прочие части покрыты густою вышесказанною шерстью, кроме хвоста, который должен быть голый и серпистый, т. е. в кольцо загнувшийся..." Как видно, курляндские псовые здесь неправильно причисляются к брудастым, так как они голоморды. В обеих книгах к хортым причисляются "польские, английские и крымские" и ни слова не упоминается о чистопсовых. Каким же образом могла произойти эта порода псовых и откуда могло возникнуть мнение, что это старинная, коренная порода русских борзых, доказывающая свою кровность тем, что в ней никогда "не выраживаются сюрпризы, как у псовых", и самым названием "чистый пес" в смысле отсутствия какой-либо подмеси и "чистоты" собаки по виду? Хотя г. Губин и ссылается на никому не известную книгу "Псовый охотник", в которой встречаются будто название и описание чистопсовой, однако все старые охотники, из которых многие начали охотничью карьеру в начале этого столетия, никогда не считали чистопсовую коренною русскою породой, а позднейшим продуктом помеси псовых с хортыми и восточными борзыми, большинство - даже неустановившеюся породою. Мы не можем, конечно, безусловно отрицать возможности существования в какой-либо местности Средней России с давнего времени отродья борзых с очень короткою псовиною, но с подшерстком вроде вышеупомянутых кубанских борзых. Такая порода могла образоваться от смешения восточной борзой с какой-нибудь короткошерстною лайкою, подобно последним борзым, но всего вероятнее, что она могла произойти от хартов, приведенных поляками в конце XVI и начале XVII столетий вместе с самозванцем. Влияние польских хартов продолжалось и в XVIII веке, и из писем Волынского и Салтыкова мы видим, что русские псовые охотники восторгались ростом хортой литовского графа Завиши и намеревались вязать ее с польской же или брудастой сукой. Артемий Волынский писал также, что "один английский дворянин привез ему английскую суку; такой наивной еще не видал", откуда видно, что в царствование Анны Иоанновны были не особенною редкостью и английские борзые. Красота и чистота форм последних, еще не имевших подмеси бульдога, были соблазнительны для русских псовых охотников, и неудивительно, что они при всяком удобном случае подмешивали польских и английских хортых к своим псовым.
Во всяком случае, такие помеси в прошлом столетии не могли быть особенно частыми и систематичными и встречались только у больших бар, имевших сношения, ведших знакомство с польскими магнатами и членами английского посольства, как Волынский, Салтыков, Панин и Орлов. Чистопсовые могли выделиться в самостоятельную расу только в начале этого столетия, по окончании наполеоновских войн. Если и теперь, когда число псовых охотников уменьшилось по крайней мере вдесятеро против прежнего, на нашей памяти по окончании севастопольской кампании последней турецкой войны, даже ахалтекинской экспедиции*, приводились в Россию военными десятки, сотни крымок, турецких борзых и туркменских тазы, то в начале этого столетия русские офицеры не могли стесняться подобного рода живою контрибуцией и без зазрения совести отбирали всех понравившихся им лучших легавых и борзых. Известно достоверно, что все наши туземные легавые происходят от французских, отчасти немецких легашей, приведенных в огромном количестве из Франции и Германии. А так как большинство охотников-офицеров были тогда псовыми, а не ружейными охотниками, то само собою следует, что по окончании наполеоновских войн немало попало в Россию и борзых, главным образом польских хортых, частью английских или близких к ним, тогда еще не составлявших большой редкости во всей Западной Европе, особенно в Польше и употреблявшихся преимущественно для травли зайцев.
* (...по окончании севастопольской кампании, последней турецкой войны, даже ахалтекинской экспедиции... - Л. П. Сабанеев имеет в виду Крымскую войну 1853-1856 гг., русско-турецкую войну 1877-1878 гг. и походы русских войск с целью занятия Ахалтекинского оазиса (Туркмения) в 1879 г. (неудачный) и в 1880-1881 гг. под командованием генерала М. Д. Скобелева.)
Таким образом, в двадцатых годах текущего столетия в России имелись четыре самостоятельные породы псовых борзых: русская псовая, курляндская, густопсовая и чистопсовая, причем каждая из них имела резкие, более или менее наглядные отличия даже для непосвященных. В эти времена почти каждый состоятельный помещик, подмосковных губерний в особенности, вменял себе в нравственную обязанность держать борзых и гончих, иногда в значительном количестве - сотнями. Многие из владельцев таких крупных заводов из ложного самолюбия отнюдь не дозволяли мешать своих собак с чужими и вели породу в безусловной чистоте, придерживаясь одного из этих типов с некоторыми мелкими отличиями склада, роста и главным образом окраса. Вследствие такого замкнутого ведения породы в различных местностях образовались многочисленные разновидности - отродья этих типов, имевшие весьма устойчиво передававшиеся приметы и называвшиеся по фамилии владельцев. Нельзя, в самом деле, допустить тождество борзых ярославских и владимирских помещиков с псовыми орловских и воронежских охотников. Были густопсовые в завитках, вилою и с прямою псовиною, лещеватые и с довольно выпуклыми ребрами, было, наконец, немало таких фамильных пород, которых нельзя было отнести к какому-либо определенному типу, так как они были промежуточными.
Хотя в турецкие войны прошлого столетия* русскими псовыми охотниками и вывозилось из Крыма и Молдавии немалое количество вислоухих борзых, но они долгое время не имели и не могли иметь заметного влияния на лады и поскачку русских псовых. Настоящая степная травля и охота внаездку были тогда почти неизвестны, и существовали только островная езда и травля из-под гончих, причем требовалась пруткость и бросок, но не сила в смысле способности к продолжительной скачке. Русские охотники, как и теперь, опасались испортить, точнее, обезобразить псовых подмесью степных, главным образом потому, что последние надолго, т. е. на несколько поколений, передавали вислые уши, совершенно не гармонировавшие общему виду псовой. Постоянная же островная езда в лесных губерниях послужила к необыкновенному развитию быстроты на коротких расстояниях в ущерб силе. Если принять во внимание часто упрямое ведение породы в самой себе, т. е. замкнутое, несмотря на периодически опустошавшую псарни чуму, ведшую к вынужденному кровосмешению и вырождению, то неудивительно, что, когда леса поредели в 20-30 годах, знаменитые густопсовые оказались непригодными для продолжительной травли в полях, тем более в степях Саратовской, Воронежской и других черноземных губерний. Более предусмотрительные южные охотники мешали своих густопсовых с чистопсовыми или же с английскими и польскими хортыми, которые, конечно, не могли испортить общий вид русской борзой, и уши ее в особенности. Но английская борзая старого типа не отличалась силою, сама подвергалась вырождению и не могла улучшить рыхлое сложение густопсовой.
* (...Хотя в турецкие войны прошлого столетия... - Имеются в виду русско-турецкие войны 1710-1713, 1735-39, 1768-74, 1787-91 гг.)
Рис. 5. Горская борзая ('Охотничий календарь')
В этот критический момент, когда большинство псовых охотников начинало роптать на короткодухость густопсовой, на сцену выступили борзые, бывшие до сих пор почти неизвестными и соединявшие силу с пруткостью и стальными ногами, не разбивавшимися ни в какую колоть и гололедицу. Это были горские борзые закавказских татар и персидских курдов*, отличные от степных тазы туркменов.
* (...закавказских татар и персидских курдов... - В дореволюционной литературе татарами (а также тюрками) называли мусульманское население современного Азербайджана. Курды - народ в Турции, Иране, Ираке, Сирии и некоторых других странах. Персидские курды - курдское население Ирана, который до 1935 г. назывался Персией.)
Первые горки были приведены в Россию фельдмаршалом графом И. В. Гудовичем и его сподвижниками после арпачайского дела (в 1807 году), где был разбит персидский сераскир Юсуф-паша. Некоторые из этих собак были куцые и отличались необычайным развитием зада, что делало их весьма изворотливыми на угонках, несмотря на отсутствие хвоста. Но слава горских борзых начинается, собственно говоря, с знаменитого Сердечного (генерал-майора П. А. Ивашкина), происходящего от собак И. А. Кологривова и выведенного от скрещивания, горских с чистопсовыми*. В продолжение 5 лет (с 1818 по 1823 г.) Сердечный отличался феноменальной резвостью на московских садках, на которых не встречал соперников. Сердечный не ловил, но, так сказать, бил зверя (зайца), заскакивая б. ч. вперед. Не было примера, чтобы когда-либо он не только упустил зайца, но и не убил его с первой угонки. Это была в полном смысле лихая собака.
* (См. "Ж. конноз. и охоты", 1842 г., № 7. Здесь в первый раз печатно употреблен термин чистопсовая, однако не в смысле породы, а для обозначения кровности, чистоты псовых, что доказывается тире между словами. Надо полагать, что в это время густопсовые преобладали и чисто псовых было сравнительно мало. Позднее, как известно, название чистопсовая стало применяться к русским борзым, имевшим сравнительно короткую псовину и происходившим от смешения псовых как с хортыми, так равно и с восточными борзыми.)
Необычайная резвость Сердечного была причиною тому, что все очень богатые и очень страстные охотники стали доставать с Кавказа горских борзых и смешивать их с псовыми, причем одни придерживались псового, другие, имевшие возможность доставить новых производителей, - горского типа. Кроме Кологривова, Ивашкина, горские борзые были у А. А. Столыпина, саратовского губернского предводителя*, Е. Н. Тимашева, А. П. Кравкова и в особенности у генерала А. В. Жихарева, который вел их до самой смерти своей почти в чистом виде. Кровь Черкеса, выведенного из Персии, имелась в большей части собак калужских охотников: челищевские борзые тоже имели в числе родоначальников куцых горских борзых (с 20-х годов).
* (Именно анатолийские куцые, подаренные каким-то черкесским (?) князем, женившимся на родственнице Столыпина. Привезены красно-пегий кобель и черная сука (Мачеварианов. Письма. - "Пр. и охота", 1880, VII).)
Турецкая кампания 1828 года, в свою очередь, имела последствием множество вывезенных в Россию восточных борзых - крымских и собственно турецких; кавказские офицеры, возвращаясь на родину, постоянно приводили горских собак. Знаменитая столыпинская сука Любезна, позднее (в 30-х годах?) Отрадка А. С. Хомякова, отличавшаяся на московских садках, тоже происходили от анатолийских куцых Столыпина, мешанных с псовыми, еще более содействовали упрочению славы восточных борзых и мнению о необходимости скрещивания псовых с вислоухими для придачи первым недостававшей им силы. "Надо было видеть, - говорил Мачеварианов*, - как господа саратовские и, в подражание им, смежных губерний охотники, озадаченные крымками, кинулись добывать собак с вислыми ушами. Тут не было разбора ни кровности, ни породистости, ни статей, ни лада: лишь бы висели уши; а достать было легко от кочующих в астраханских и саратовских степях калмыков и киргизов. Сколько раз при разборе этих нетопырей упоминались князья Тюмень и Джангер-Букеев как главные выводители таких именитых пород; от смелейших доставалось и Шамилю..." Огромное количество крымок было приведено в южные и средние черноземные губернии после крымской кампании.
* ("Зап. охотника Симбирск, губ.", стр. 41.)
Неудивительно поэтому, что к 60-м годам большая часть псовых была перемешана с крымками, вообще восточными борзыми, утратила длинную псовину и характерный постанов ушей - в закладе, то есть сделались короткошерстны и получили ухо с крывью, хотя короткое, но распущенное. Эти мешаные псовые и сделались известны у нас около 50-х годов под не совсем правильным названием чистопсовых, подразумевая у них короткую неволнистую псовину. Такие чистопсовые собаки имели одно время очень большое распространение, но, собственно говоря, не успели выделиться в особую породу с постоянными признаками, так как под этим названием разумелись не только помеси псовых с восточными, наиболее многочисленные, но также и продукты скрещивания псовых с выписанными английскими и польскими хортыми борзыми, которых немало было приведено в Россию в 1831 году после первого польского восстания. Поэтому весьма распространенное мнение, что чистопсовые борзые происходили исключительно от смешения псовых с английскими, неверно, и таких англопсовых было меньшинство. Правда, еще в 20-х годах английская сука Модестка, принадлежавшая Поливанову, заставила обратить внимание на английских борзых, но так как они совершенно не соответствовали нашему климату и в те времена доставались с большим трудом, то встречались редко у немногих передовых псовых охотников, которые охотно, впрочем, подмешивали кровь английских и хортых к псовым, так как помеси эти не могли иметь такого безобразного уха, как чистопсовые полукрымки.
Можно утвердительно сказать, что к 60-м годам все русские псовые утратили свою чистокровность, что вряд ли между ними можно было найти борзую без малейшей, хотя бы отдаленной, примеси крови вислоушек. Курляндские псовые исчезли бесследно, вероятно, еще ранее, и о них сохранились лишь смутные воспоминания; настоящих густопсовых тоже не осталось даже на их родине - в губерниях, лежавших на север и восток от Москвы. Были лишь собаки лучше и хуже одетые, и все почти имели распущенное ухо: уши взатяжке встречались в виде редкого исключения. Освобождение крестьян сразу сократило, по крайней мере на три четверти, количество псовых охот, уцелевших только у самых рьяных, истинных охотников, и прежде не особенно полагавшихся на псарей; это, конечно, не могло благоприятствовать тщательному ведению породы. Старинный тип густопсовых настолько утратился, что некоторые охотники, притом немолодые, стали высказывать мнение, что порода эта никогда не существовала, мифическая. Действительно, на Политехнической выставке 1872 года и первой очередной Императорского общества охоты в 1874 году не было не только ни одной настоящей густопсовой, но и большинство собак, называвшихся псовыми, были на самом деле чистопсовыми.
Рис. 6. Крымская борзая ('Охотничий календарь')
Эти выставки, имевшие значение осмотра имеющегося налицо материала, показав полное отсутствие и утрату определенных типов, послужили к единению псовых охотников и убедили их в необходимости воздержаться от дальнейших смешений псовых с хортыми и вислоушками и придерживаться одного типа. Как мы увидим далее, результатом скрещивания различных фамильных разновидностей явилась современная псовая, отличающаяся от прежних псовых и густопсовых большим развитием мускулов и большею силой, сохранив их пруткость, а иногда и бросок. Садки 90-х годов показали, однако, что эти "усовершенствованные" псовые еще не могут состязаться в быстроте, конкурировать с английскими и что по отношению к быстроте скачки борзых мы так же отстали от англичан, как отстали от американцев в рысистом спорте.
Из этого краткого очерка происхождения наших псовых очевидно, что история борзых в России может быть разделена на 4 периода. Первый период - татарский - с XIII столетия до Алексея Михайловича, в течение которого вырабатывалась новая порода русских борзых и устанавливался порядок псовых охот. 2-й период начинается с "Регула" фон Лессина и приведения охоты с борзыми в стройную систему и характеризуется увлечением брудастыми борзыми, их злобностью, ростом и силою, затем выводом новых пород - курляндской псовой и густопсовой. 3-й период - с 20-х годов до освобождения крестьян - характеризуется модой на восточных борзых, бестолковым смешением всех прежних пород, совершенным исчезновением курляндской псовой и почти полною утратою густопсового типа. Наконец, новейший, современный нам период отличается стремлением охотников выработать из оставшегося материала универсальную псовую, которая бы ловила и вдаль и накоротке, а также прекращением экспериментов над скрещиванием русских борзых с восточными и английскими.
Что касается первого периода, то мало вероятности на то, что он когда-либо разъяснится. О борзых прошлого столетия, наверное, со временем будет найден обильный материал в архивах министерства иностранных дел, императорской охоты и некоторых дворянских родов. О псовой охоте начала XIX века имеется уже достаточное количество печатных свидетельств современников, и можно представить себе довольно полную картину деятельности псовых охотников до эмансипации. Отличительные черты этого периода: сначала многочисленность разновидностей, вызванная стремлением каждого крупного псового охотника вывести собственную породу, затем самое безалаберное их смешение. Многие из этих фамильных отродий имели более или менее резкие отличия в ладах, масти и внутренних качествах, настолько резкие, что опытный глаз знатока мог определить принадлежность собаки к той или другой известной охоте.
Рассмотрим теперь главные из этих фамильных отродий.
Мы знаем, что в екатерининские времена пользовались известностью как владельцы больших псарен князь Г. Ф. Барятинский, обладатель знаменитого полубрудастого Зверя (см. выше, такие исторические личности, как граф Зубов, очень желавший получить этого Зверя, и граф П. И. Панин, который, и усмиряя пугачевский бунт, не забывал о собаках, как видно из письма его к О. А. Поздееву, в котором говорится о резвом сером кобеле П. М. Ермолова, деда известного всем нынешним псовым охотникам Н. П. Ермолова, недавно умершего.
Еще более знамениты охоты графа Алексея Григорьевича Орлова, князя Салтыкова, светлейшего князя П. В. Лопухина; позднее славились наумовские, липуновские, трегубовские, сущовские, плещеевские псовые, также собаки Храповицкого и Кологривова. Все эти отродья давно исчезли, но кровь некоторых из них сохранилась в немногих современных псовых охотах. По преданию, у графа А. Г. Орлова были борзые всех пород, но преимущественно густопсовые, и он был главным выводителем этой породы, что более нежели вероятно, так как вряд ли кто имел такие средства и возможность иметь лучших производителей и такие знания, талант и чутье животновода. Охота его ездила в отъезжие поля за сотни верст, причем приглашались все соседние помещики. Ему же, графу А. Г. Орлову, принадлежал почин устройства в Москве садок, на которые заблаговременно рассылались приглашения-повестки по всей России*.
* (Вероятно, в биографии графа найдутся и другие подробности, касающиеся его псовой охоты.)
Князь П. В. Лопухин имел также громадную охоту (в Воронежской губ.) и был страстным любителем собак. Покойный А. В. Жихарев, говоря о происхождении своих борзых, передает, что сын князя П. П. Лопухин рассказывал ему, что отец за несколько часов до смерти позвал его к себе и завещал беречь, как брата, светлоголового кобеля Прозора. Эта масть преобладала в лопухинских борзых.
Н. М. Наумов, симбирский сосед графа А. Г. Орлова, постоянно охотился с последним, хотя имел очень большую охоту: 200-300 борзых и 30-40 смычков гончих внапуску. Борзые у него были густопсовые, псовые, чистопсовые, брудастые двух пород и малая часть английских и хортых. По-видимому, лучшие наумовские борзые происходили от собак графа. Последний перед смертью (в 1808 г.) передал Наумову, как ближайшему другу и товарищу по охоте, книгу "О порядошном содержании псовой охоты борзых и гончих собак", написанную под титлами в 1765 году. Эту книгу Наумов, в свою очередь, незадолго до кончины подарил П. М. Мачеварианову, пользовавшемуся его дружбой и имевшему его собак.
Борзые И. П. Ляпунова также пользовались громкою известностью в начале XIX столетия между охотниками Тамбовской и Воронежской губерний. Это были настоящие густопсовые с необыкновенно длинною и тонкою псовиной, которая волновалась от малейшего движения воздуха даже в комнате. Благодаря собакам Липунов из мелкопоместных дворян сделался генерал-поручиком, приобрел большие средства и дружбу св. князя П. В. Лопухина. От липуновских густопсовых происходят псовые А. В. Жихарева (см. далее).
И. А. Кологривов, знаменитый полугорским кобелем Сердечным, купленным генералом П. А. Ивашкиным, по-видимому, имел большею частью мешаных собак. К таким же полупсовым принадлежала Плекирха, подаренная им известному орловскому охотнику Н. В. Киреевскому. Кровь кологривовских собак имелась также в борзых С. М. Глебова; многие борзые Курской губернии имеют родоначальником Свирепа I В. И. Кологривова (сына). Свиреп, в свою очередь, происходил от знаменитого горского кобеля графа Гудовича и псовой суки. От Сердечного, как известно, потомства не было; Свиреп же, повязанный с псовой сукой Пулькой I Мазолевского, дал ряд резвых собак*.
* (См. статью Томилина в ж. "Прир. и охота", 1890 г., май.)
Собаки Храповицкого в Калужской и Ход алея (в Тульской?) также были смешанного происхождения - полугорскими, причем многие были даже куцыми. Черкес, кобель персидской (?) породы, случайно приобретенный Храповицким, сделался родоначальником большей части борзых калужских охотников - Н. М. Смирнова, П. А. Березникова, В. Ф. Белкина, М. А. Гейера, Н. В. Мажарова, Н. П. Сорохтина*.
* (Г. Кашкаров в апрельской книге "Ж. охоты" 1878 г. подробно объясняет происхождение этих собак. Черкес, по всем вероятиям, был чистопсовым, а не восточной борзой, так как имел заложенные назад уши. Храповицкий завел охоту (в Малоярославецком у.) с 1846 г. От Черкеса и серой с подпалинами псовистой суки Сайги премьер-майора А. Ст. Белкина произошел красный черномордый Марс I и половая Змейка. Марс отличался необыкновенною злобностью, соединенною с резвостью (однажды им было затравлено в утро 12 русаков, и он брал в одиночку волка). От Черкеса и хортой черно-пегой Залетки произошла Черкиза, от которой и Марса, а также Султана (сына Черкеса и Залетки) велись борзые собаки Березникова и Смирнова. От другого сына Черкеса и Залетки - Араба и половой Змейки произошел знаменитый Сибирь А. А. Атрыганьева, темно-голубой с красными подпалинами кобель громадного роста, необыкновенной ширины и силы, очень злобный, но с ввалившимися глазами. Собаки Березникова и Смирнова, имевших общую охоту, были большею частью черные и черно-пегие в подпалинах и чистопсовые, иногда даже хортые. Гейеровские собаки происходят от борзых В. Ф. Белкина, родственных собакам Храповицкого, Березникова и Смирнова. Крывь же в ушах, замечавшаяся в гейеровских, белкинских и мажаровских собаках, дала полукрымская сука Зарница. Сибирь впоследствии перешел к Н. М. Смирнову.)
Более подробные сведения имеются о породах густопсовых Трегубова, Плещеева, Сущева во Владимирской и смежных губерниях, породах, славившихся красотою и резвостью. Вот как описывает их П. М. Мачеварианов.
Трегубовские. "Собака вообще грубовата; рост средний (!): кобели пятнадцати, а суки четырнадцати вершков. Голова с прилобью, но сухая и с проточиной среди лба; щипец сухой и складный; глаза огромные навыкате, темного цвета, блестящие и умные; уши небольшие, тонкие, вместе поставленные и совершенно острые - конец, а на затылке лежат плотно одно возле другого. Степь и корпус богатырства невыразимого; ребра плотные, бочонком и спущены на четыре пальца ниже локотков; крестец длинный и широк!.. Между задних маклаков укладываются шесть пальцев; черные мяса огромные. Тело крепкое и твердое как дуб; правило тонкое - вопрямь и вокорот, с редковатою, но длинною уборною псовиной. Задние ноги поставлены широко, передние - прямы как стрелы, и хотя грубоваты, но костисты, пружинисты и сухи; пазанки склеенные, (лапа) в комке, и собака стоит на коготках. Псовина волнистая и шелковистая; цвет ее преимущественно половый, чубарый, полово-пегий и чубаро-пегий. Эта порода была резвости жесточайшей: из нее родилось много лихих псов. Бросок же у этих собак баснословный. Их родина Владимирской губернии Суздальский уезд. Но только порода эта по причине своего богатырства и избытка энергии не любила лежки и требовала работы постоянной; в противном случае или зажиреет, или ее не удержат никакие запоры.
Порода собак плещеевских была красоты идеальной! Все рослые: суки аршинные, а кобели - аршина и полутора вершков в наклоне; с длинными гордыми шеями, статные до изящества и чрезвычайно резвые. У плещеевских собак, когда уши были подняты, то концы их загибались наперед. Псовина прямая, мягкая и глянцевитая. Цвет ее большею частью белый, серый и серо-пегий.
Порода сущевских собак походила на плещеевскую; но только имела следующие недостатки: многие собаки были белоносые и с подопрелыми глазами, а у некоторых - один глаз был большой навыкате, а другой - малый, белый и подопрелый. Эти собаки были необыкновенно пылки, цепки и превосходны под островом, но в полях далеко уступали трегубовским и плещеевским. Цвет псовины белый с половыми крапинками на ушах в виде горошин; были и полово-пегие".
Из этого описания видно, что трегубовские собаки никак не могли называться густопсовыми и, несомненно, заключали в себе примесь горских.
Кроме этих борзых следует упомянуть также о собаках графа Апраксина, Назарьева, Воропанова, Колтовского, Перхурова, князя Чегодаева, костромских помещиков Мустафина, Павлова, славившихся также своими гончими.
Почти все означенные охоты к началу 70-х годов не существовали; сохранилась только кровь некоторых борзых у других владельцев. К современным псовым, оказавшимся налицо к началу выставок, принадлежат следующие фамильные породы.
Жихаревские борзые. Умерший в 1881 году на 92-м году жизни отставной генерал-майор Александр Васильевич Жихарев, помещик Тамбовской губ., начал самостоятельно охотиться с 1815 года и вел свою породу от вышеупомянутых липуновских собак, именно от Сатаны, светло-полово-пегого Досаждая и сероголовой Биянки, отличавшихся длиною и тонкостью псовины, которая в следующих поколениях, однако, вследствие меньшего ухода сделалась короче и грубее. В 60-х и 70-х годах охота Жихарева славилась главным образом горскими борзыми, имевшими небольшую подмесь псовых, а не псовыми. Последние, несомненно, имели подмесь горских, так как уши у них были распущены, а также подмесь курляндских псовых, выразившуюся в курчавости псовины некоторых собак (Награждае Н. А. Болдарева и др.). Сам Жихарев никогда не выставлял своих собак, но кровь их ценится и теперь в некоторых охотах. Жихаревские псовые в наше время уже не отличались красотою и породистостью, но были очень злобны и достаточно резвы, хотя и не в такой степени, как раньше, в 50-х и 60-х годах. Гораздо типичнее и кровнее были густопсовые борисо-глебского помещика А. С. Вышеславцева, писавшего под псевдонимом Старого Охотника, который вел породу деда в чистоте до 70-х годов. Несколько идеализированный портрет одного из его кобелей был не раз помещаем в охотничьих журналах. Последняя представительница породы Милка была повязана с одним из жихаревских кобелей; дети ее* отличались только длиною псовины и серо-пегой мастью, но были грубоголовы и имели распущенные уши, хотя один из них, Шайтан Г. А. Черткова, получил на V очер. выставке большую серебряную медаль.
* (Два кобеля и сука были подарены мне, а мною еще 6-месячными щенками - Г. А. Черткову, В. А. Шереметеву и (сука Вьюга) С. С. Карееву. Последний, кажется, породы от нее не взял, т. к. считал жихаревских борзых мешаными.)
Назимовские собаки более 40 лет пользовались известностью, как самые злобные. А. В. Назимов, помещик Тверской губ. (Бежецкого у.), умерший в 1888 году, держал охоту с 30-х (?) годов. Происхождение его собак довольно темное, по-видимому, они родственны борзым тверского помещика Н. Н. Гордеева, славившегося до 50-х годов своими злобачами, а также содержали кровь трегубовских собак, самых богатырских по сложению. Во всяком случае, это собаки мешаные, причем подбор производился только по злобности, а не по красоте, даже не по ладам, почему они не имеют определенного, установившегося типа. По свидетельству некоторых охотников, имевших назимовских собак, в них была давнишняя примесь горских собак, почему большая часть борзых имела сравнительно короткую псовину и распущенное ухо, не будучи, однако, чистопсовыми; иногда выраживались и настоящие псовые с длинною псовиной. Судя по грубости и короткости головы, непомерной злобности, частой волнистости псовины, надо думать, что Назимов подмешивал изредка и кровь брудастых. Предположение это тем более вероятно, что до самой смерти Назимова у него всегда держались на псарне одна или несколько брудастых борзых. Понятно, что при скрещивании назимовских собак с другими отродьями борзых они хотя утрачивали свои отрицательные качества - грубоголовость, чистопсовость, плохое ухо, - но в большинстве случаев уже не имели прежней беззаветной злобности, т. е. кровь других пород пересиливала кровь мешаных назимовских. Одним из немногих исключений был Удав князя Гагарина от мачевариановской суки.
Из всего писаного о назимовских борзых охотниками, их имевшими, можно действительно заключить, что тип их еще не вполне установился; большею частью они были (по псовине) чистопсовыми, вообще ладными, широкими, сухими собаками, на правильных ногах, но с хорошими головами попадались редко; они именно отличались широколобостью, укороченным и заостренным щипцом, т. е. головою свайкой, особенно развитыми щеками. Вероятно, это зависело как от подбора собак с мертвою хваткою и очень развитыми мускулами челюстей, так равно и подмеси брудастых. Хорошие головы с ушами взакладе встречались редко, так же как черные глаза; чаще глаза были небольшие, желтоватые. Окраса бывают всякого, кроме муругого (красного с черным щипцом), что служит косвенным доказательством отсутствия в них крови восточных борзых.
Собаки эти имеют хороший рыск, послушны, даже кротки, не скотинники. Несмотря на то что не отличались псовистостью, они тем не менее были очень выносливы и даже в 20° мороза, лежа в санях, не дрожали и не ежились. Особенною резвостью не отличались, но изредка между ними выдавались даже лихие собаки. Главное же достоинство их замечалось в злобности до самозабвения: они влеплялись даже в волчью шкуру. Смелые до дерзости, они брали всегда мертво, без отрыва, так крепко, как может брать только кровный бульдог, причем закрывали глаза и опускались всем корпусом. Эта злобность была у них прирожденною, так что молодых собак не было надобности притравливать. Как известно, А. В. Назимов и его соохотники, державшие собак той же породы, охотились главным образом зимою, внаездку, на нескольких санях объезжая волков, заблаговременно приваженных к падали.
Известность назимовских борзых начинается с 50-х годов, и об его черно-пегом Хищном упоминает еще Дриянский в своих "Записках мелкотравчатого". Но особенною славой пользовались они в семидесятых и восьмидесятых годах, когда большинство охотников предпочитали злобность борзых их резвости и травлю волков - травле русака. Чистокровные борзые этой породы были и, может быть, имеются у А. И. Новикова, А. С. Паскина, Р. С. Сипягина, князя В. В. Мещерского, Л. В. Лихачева, у тульских охотников братьев Бибиковых и др. На выставках настоящие кровные назимовские собаки, кажется, никогда не показывались, что весьма понятно, но на волчьих садках они участвовали неоднократно с блестящим успехом*.
* (После публикации этой статьи в мартовском номере журнала "Природа и охота" за 1897 год в майском номере появились замечания А. Новикова "По поводу статьи "Русские борзые". См. раздел "Приложения" - Ред.)
Гораздо большее влияние на лады современных псовых имели протасьевские борзые, которые, будучи более ладными, мало уступали им в злобности. Помещик Сапожковского у. Рязанской губернии Ф. В. Протасьев вел породу от чистопсовых М. А. Траковского. По свидетельству племянника Протасьева г. П., в борзых Ф. В. Протасьева имелась примесь английских, сказывавшаяся в бедности псовины, угловатости линий головы, в короткости правила и отчасти в ушах. Сам Протасьев, по-видимому, не подмешивал (?) посторонней крови, хотя г. Губин и утверждает, что он перепортил своих собак тем, что переблюл всех своих сук с кобелем породы собак какого-то Кареева. Но кареевские собаки были у двоюродного брата Протасьева, велись особо, и сам Ф. В. был слишком высокого мнения о своих собаках, чтобы смешивать их с другими, тем более что он часто говаривал: "Борзые кареевской породы хотя и красивы и злобны, но по ногам далеко не родня нашим"*.
* (Н. А. Кареев писал, что отцом его А. Н. Были проданы Протасьеву 3 кобеля, в том числе знаменитый черно-пегий Хищный (назимовской породы). Что у Протасьева встречались собаки очень псовые и даже в завитках, видно из слов В. Насонова ("Пр. и охота", 1892 г., июль).)
Большая часть протасьевских собак хотя имели чистопсовый тип, но были почти всегда псовистее борзых Траковского; некоторые собаки, как, например, Опромет е. и. в. великого князя Николая Николаевича и Кидай графа А. Д. Шереметева, могли называться скорее псовыми, чем чистопсовыми. Вообще эта порода пользовалась большою известностью в 60-х и 70-х годах, особенно с того времени, как Протасьевым были проданы графине де Шово (Юсуповой) два кобеля громадного роста за 2000 р. с, производившие фурор в Париже между русскими охотниками, посетителями графини. Кровь протасьевских собак имеется теперь во многих охотах, а именно: у Н. А. Болдарева, гр. Строганова, П. Н. Белоусова, которым была куплена у М. А. Траковского знаменитая Быстра.
Еще большее значение для псовых охотников в последнее двадцатилетие имели мачевариановские собаки, едва ли не самые ладные и красивые современные русские борзые, не имевшие, однако, типичных признаков псовых, так как они заключали не особенно давнюю подмесь горских. По словам самого П. М. Мачеварианова*, порода ведется им от своих (?) собак, трегубовских, наумовских и салтыковских. В конце сороковых годов он, задавшись целью дать своим псовым большую ширину ладов и более силы в скачке, впустил в породу кровь горских борзых А. В. Жихарева и А. А. Столыпина (Фоблаза Белякова, подаренного последнему Жихаревым). Полугорки вязались затем с чистокровными псовыми, и таким образом им была выведена особая разновидность псовых, отличавшаяся красотою головы, большими навыкате глазами, чрезвычайною шириной зада, не вполне правильными (не взатяжке) ушами, сравнительно негустою и недлинною псовиною и правилом вокороть. Собаки эти славились (с 50-х годов) в Симбирской и соседних губерниях необычайною резвостью, но не отличались злобностью и были небольшого роста. В семидесятых годах они уже настолько измельчали и выродились, что Мачеварианов был вынужден в 1873 году искать для продолжения породы родственных им производителей и обратился с этой целью к арзамасскому помещику Н. П. Ермолову.
* ("Ж. охоты", 1876 г., июль.)
Ермоловские собаки мало отличались от мачевариановских, так как имели аналогичное происхождение, заключали ту же кровь, хотя, может быть, имели еще более древнюю родословную. Мы видели выше, что еще у прадеда Н. П. Ермолова были (в 1776 г.) замечательные по красоте и резвости серо-пегие псовые (густопсовые?). Прадед же Ермолова вел породу от собак своего прадеда, так что собаки велись в одном роду без подмеси других (не псовых) пород почти два столетия - факт в охотничьих летописях беспримерный. Только дед Н. П. Ермолова, достав горского кобеля, завел мешаных собак. Вторично кровь горок подмешана к породе в 1851 году. Именно через по л у горского кобеля Любима I (от чистокровного горского кобеля Яненко и псовой Летки Н. Н. Ермолова). Затем в 1860 году порода была подновлена трегубовской Славой, а в 1869 мачевариановской Алмазной. С 1873 года Н. П. Ермолов и П. М. Мачеварианов вели уже одну общую породу.
После смерти Мачеварианова в 1880 году и Ермолова в 1889 г. собаки их рассеялись по всей России, и теперь мало найдете охот, не заключающих крови этих борзых. Но чистокровных мачевариановских или ермоловских, кажется, ни у кого не ведется*; всего ближе к этой породе борзые П. Ф. Филатова, содержащие очень много крови мачевариановских собак.
* (После смерти Н. П. Ермолова лучших производителей: знаменитых Кару и Сердечного, а также Проказу, Смелого и Славу, приобрел П. Н. Белоусов и до сих пор имеет несколько чистокровных ермоловских.)
Кроме этих угасших и смешавшихся между собою и другими псовыми отродий следует упомянуть о собаках Каракозова, Лихарева, Ратаева, Ступишина, Назарьева, Воропанова. Борзые Каракозова (Аткарского уезда) отличались ростом, шириною склада, коротким, сравнительно толстым щипцом и недлинною сравнительно псовиною; они в особенности славились злобностью; многие за русаком вовсе не скакали. Из них знаменитый Космач (не с подмесью ли курляндской псовой или брудастой?) догонял вугон старого голодного волка и брал его в одиночку. Лихаревские собаки были настоящими густопсовыми старого типа, что доказывает Поражай Перепелкина на выставке, очень похожий на рисунок густопсовой Вышеславцева. По мнению некоторых, лихаревские псовые происходят от прежних кареевских борзых. Ратаев, бывший управляющим императорской охоты, помещик Романовского уезда Ярославской губернии, известен охотникам главным образом по Злодейке, кровь которой имеется в весьма многих современных борзых, но Злодейка, кажется, происходила не от его собак, так как вся охота была продана им еще в 1852 году*. Н. Д. Ступишин (Сергиевские минеральные воды) имел до 80-х годов замечательно типичных густопсовых, происходивших из знаменитой некогда (в 40-х годах?) демидовской охоты в Сиверцах (Петербургской губернии). Последние ступишинские борзые вместе с близкими к ним (?) по виду назарьевскими собаками были приобретены недавно умершим П. Ф. Дурасовым в 1888 году. Кровь воропановских псовых, тоже весьма замечательных по красоте и резвости, сохранилась (?) в собаках П. Долинского.
* (См. публикацию в "Моск. ведом.", 1852 г., № 143. Продавались 17 гончих и 20 борзых.)
Все эти разновидности можно считать исчезнувшими, так сказать, растворившимися в других породах. В настоящее время вследствие выставок, удобства сообщений все псовые охотники успели перезнакомиться между собою и вряд ли можно найти у кого-либо борзых, которые велись бы в чистоте, без прибавления крови других неродственных собак в течение 20, даже 10 лет. Большинство современных борзых приобрели общий тип, который можно назвать современной псовой, то есть все породы и разновидности, перемешавшись между собою, были как бы приведены к одному знаменателю. Исчезли следы густопсовой, главным образом узкая глубокая грудь, плоские ребра, длинная волнистая, тем более кудрявая псовина, унаследованная от курляндских псовых, вымерших много ранее; все эти признаки замечаются теперь у немногих собак в виде исключения, по закону атавизма, вспоминая породу. Не стало вовсе чистопсовых борзых как английского, так восточного происхождения, хотя на юге России псовые всегда получают укороченную псовину. Кончились бестолковые скрещивания псовых с вислоушками, и вместе с тем прекратились робкие попытки реставрации отжившей свой век густопсовой, в ее несколько карикатурном виде. Все русские борзые получили общий, довольно однообразный, но еще неопределенный (?) вид и отличаются между собою, собственно говоря, только большею или меньшею красотою, большею или меньшею грубостью форм, что зависит не столько от вкусов владельца, сколько от того, предпочитается ли им резвость злобности или наоборот. Весьма сомнительно, чтобы в каком-нибудь уголке России могли уцелеть псовые до сих пор неизвестной породы, т. е. разновидности без примеси крови собак мачевариано-ермоловских, протасьевских, жихаревских и в особенности кареевских.
Из современных борзых наибольшее распространение, если не известность, имеют протасьевско-ермоловско-кареевские, именно собаки С. С. Кареева (племянника знаменитого охотника А. Н. Кареева), хотя последние вследствие частых подмесей менее кровны, чем собаки Н. А. Кареева (сына А. Н. Кареева, охота которого была воспета Дриянским), Другова, В. Н. Чебышова, С. А. Барышникова и князя Д. Б. Голицына, охотников, умевших вовремя остановиться и сохранить в породе своих собак преобладание крови старинных кареевских собак. Успех борзых С. С. Кареева объясняется прежде всего тем, что они оказались на первых выставках единственными собаками, близкими к старому густопсовому типу, имели очень большой рост и длинную псовину, а также умением владельца, нашедшего в них источник немалых доходов. Когда же охотники перестали увлекаться длиною псовины и лещеватостью и познакомились с борзыми другого, более сильного типа - протасьевскими и мачевариано-ермоловскими, то С. С. Кареев первый, чтобы улучшить свою породу, уже начавшую вырождаться, стал прибавлять в нее кровь других собак.
Рис. 7. Наян, русская псовая борзая Л. Н. Кареева ('Журнал охоты' А. Е. Корша, 1890, № 3)
По-видимому, родоначальники собак С. С. Кареева - Наян и Вихра, от которых он повел породу, не были чистокровными кареевскими, которые едва ли не происходят от собак князя Барятинского, близкого родственника по женской линии деда С. Кареева. Обе собаки, во всяком случае суки, были полукровными кареевскими, и Вихра принадлежала сначала Коробьину, а Наян Лихареву (см. выше)*. Эти два производителя дали целый ряд выдающихся собак, обращавших общее внимание на первых пяти московских очередных выставках. Громадный, 19-вершковый Победим С. С. Кареева, Награждай и Наградка Чебышова, Раскида Типольта были на них бесспорно лучшими представителями русских борзых и более других приближались к старинному типу густопсовых. Но уже в красавце Карае Картавцева сказалось вырождение породы вследствие близкого родства, выразившееся в полном отсутствии энергии. Вероятно, это обстоятельство побудило С. С. Кареева, как опытного собаковода-практика, искать подходящих производителей для освежения крови. Сначала им был взят помет от Нещады Хомяковского (см. далее), затем от воейковского Хищного; но пометы эти не были особенно удачны, и Кареев остановился на ратаевской хромой Злодейке. Последняя дала ему и другим лицам от кровных кареевских кобелей немало очень хороших собак, но придала большинству из них свою прилобистость и муруго-пегий окрас. Происхождение Злодейки и брата ее Чародея, бывшего на 1-й очередной выставке, довольно темное, и об этом можно узнать, вероятно, в архивах императорской охоты. С. С. Кареев** говорил сначала, что Злодейка - породы Домогацкого, который вел породу от собак деда Кареева князя Барятинского, косвенно намекая этим, что Злодейка тоже сродни кареевским. Позднее*** он утверждал, что она происходит от собак какого-то П., помещика одного из черноземных уездов, все собаки которого поступили в императорскую охоту. Улучшенные кареевские собаки имели успех, но, по-видимому, С. С. Кареев вследствие большого спроса продавая дорогою ценой лучших производителей, не имел возможности правильно вести породу, и она в настоящее время утратила ее типические признаки и рост. Из прежних кареевских борзых наиболее чистокровная в настоящее время сохранилась в псовой охоте П. Н. Белоусова: это Победа, дочь знаменитого Лебедя С. А. Барышникова и Леды, происходящей от известной Любки (зол. мед.) и Любезного (зол. мед.). Подробный аттестат Победы у владельца.
* (Коробьин ("Пр. и охота", 1885, апрель) доказывает, что Вихра происходит от Злодея Иванчина и Вьюги А. Н. Кареева, которая тоже была полукровной, так как родилась от суки Бабина и кареевского кобеля. Наян был сын лихаревского Похвала и Проказки А. Н. Кареева. Н. А. Кареев отвечал на эту заметку, что Наян происходит от Проказки и Награждая отцовских собак и что отец только давал Наяна Лихареву для породы. Позднее Корш говорил, что Злодей, отец Вихры, был мосоловских собак, однопородных с свечинскими, а Вьюга, мать Вихры, от кареевского Карая и суки другой породы (Бабина), принадлежала Н. В. Лихареву, соседу А. Н. Кареева, не имевшему будто других собак, кроме кареевских.)
** (Ответ Н. А. Хомякову. "Пр. и охота", 1885, июль.)
*** ("Пр. и охота", 1892 г., август, стр. 113.)
Рис. 8. Современная псовая. Наградка В. Н. Чебышова ('Охотничий календарь')
Из других владельцев современных псовых следует указать на Н. А. Болдарева, князя Д. Б. Голицына, В. Н. Чебышова, Н. В. Мажарова, князя Н. М. Вадбольского, гг. Челищевых, П. Ф. Филатова, П. Н. Коротнева, А. А. Дурново, П. Н. Белоусова, Н. Н. Бибикова и др. О собаках этих охотников будет говориться при обзоре московских очередных выставок, к которому и переходим.
История московских очередных выставок, отчасти и садок - это история современных борзых, притом весьма поучительная. Мы видим, как последовательно, одни за другими, показываются на них представители главных разновидностей, как затем корифеи выставок являлись главными производителями и обновителями крови других борзых, начинавших вырождаться вследствие ведения в близком родстве, как постепенно главные разновидности утрачивали чистокровность, не всегда улучшаясь по внешности и полевым качествам.
На первой очередной выставке (1874-75) были, собственно говоря, представители трех определенных разновидностей псовых - кареевской, белкинской и жихаревской, так как происхождение борзых царской своры осталось неизвестным. Преобладали собаки кареевской породы, выставленные С. С. Кареевым, В. Н. Чебышовым и А. А. Типольтом. Они обращали на себя общее внимание красотою, ростом, псовиною, но все имели распущенные лапы: длинное, сваленное на сторону правило и сравнительно слабый зад. Огромный 19-вершковый Победим Кареева, получивший большую серебр. медаль, был, кроме того, лещеват. Красно-пегий Награждай Чебышова, награжденный золотой медалью (никогда более не выдававшеюся псовым на московских выставках) и признанный лучшим представителем кареевской породы и псовых вообще, имел несколько короткую шею и небольшую прилобистость, был лещеват и узок. Говоря по справедливости, Раскида Типольта была красивее и правильнее Награждая: она имела отличную голову и большие глаза, но короткое правило и сравнительно короткую псовину; в ней было что-то чистопсовое, но главный ее недостаток был - кобелиные стати, т. е. короткость колодки.
Из других борзых заслуживал внимания Награждай Н. А. Болдарева (б. сер. мед.) жихаревской породы, отличавшийся рабочими ладами, псовиною в завитках, грубостью головы и выказавший на садке замечательную злобность. Оригинальная псовина его, смущавшая некоторых мнимых знатоков, происходила, очевидно, от примеси, быть может отдаленной, курляндской псовой или же курляндской брудастой; но уж, конечно, ни в каком случае не овчарки. В семидесятых годах брудастые борзые не были еще особенною редкостью и встречались, напр., в охотах Назимова, Губина, Обезьянинова, Запольского и др.
Точно так же производили впечатление отличных полевых собак чистопсовый бурматный Карай и молодой красно-пегий, псовый по ладам Выручай Н. В. Мажарова, тоже получившие большие серебряные медали; Карай оказался собакой выдающейся злобности. Во всех мажаровских борзых очень заметна недавняя примесь крымки, выразившаяся в распущенных ушах Свора его величества была очень нарядна, но не однотипна Черно-пегий Любезный, рослый и красивый кобель весьма отличался от полово-пегого, еще более псовистого и замечательно длинного Лебедя, а красно-пегий Чародей (брат упоминавшейся Злодейки) выдавался прилобистостью и головою был сходен с мажаровским Выручаем, но имел лучшие глаза.
Вторая выставка была несколько разнообразнее. Кроме очень ладных сук - Наградки Кареева с хорошими глазами и правильными ушами (больш. серебр. медаль), Наградки Чебышова с несколько распущенными ушами (малая серебрян, медаль) и несколько грубоголового и малоглазого Наяна (б. сер. мед.) Чебышова - выдавался в особенности Злорад князя Черкасского. Этот замечательно правильно сложенный кобель, лучший представитель породы чистопсовых, получивший больш. серебр. мед., хотя по баллам вышел на золотую, происходил от собак М. А. Траковского и приходился несколько сродни протасьевским борзым*. Мало уступал Злораду по красоте Угар Тумановского (б. сер. мед.), псовый по ладам, но плохо одетый, замечательно правильный кобель с отличными головой и глазами и совершенно правильно затянутым ухом, как у старинных густопсовых. К сожалению, оба кобеля эти пропали бесследно как производители, по крайней мере, потомство их на выставках не показывалось. В этом отношении серо-пегий Хищный воейковских собак, принадлежавший его императорскому высочеству великому князю Николаю Николаевичу (б. сер. мед.), хотя уступал Злораду и Угару, принес более пользы, так как от него был взят Кареевым помет. Этот очень нарядный, но плохо одетый кобель происходил от жихаревского Похвала, отца болдаревского Награждая, и от псовой суки Д. М. Елагина.
* (По Кашкарову, Злорад происходил (с отцовской стороны) от Черкеса (см. выше) Атрыганьева; именно от суки Траковского и кобеля Бырдина, муругого Марса II, на которого будто очень походил.)
В следующем (1877) году не выставлялось ничего нового и выдающегося. Было много собак кареевской породы, показанных А. Н. Кареевым, В. В. Друговым и другими. Борзые Д. Т. Каншина, хотя во многих отношениях превосходили кареевских, очень имели мало влияния на породу и исчезли почти бесследно вместе со смертью владельца спустя два года. (Впрочем, от Завладая Каншина, по свидетельству Н. А. Болдарева, имеются 3 прекрасных кобеля у П. Н. Белоусова.)
На 4-й очередной выставке, устроенной по случаю войны лишь в январе 1879 года, большое оживление в мире псовых охотников внесено было протасьевскими собаками, проданными за смертью Ф. В. Протасьева в разные руки. Особенное внимание обращал на себя полово-пегий Опромет его императорского высочества великого князя Николая Николаевича (больш. серебр. мед.), с превосходными ногами, несколько прилобистою головой, хорошими глазами и хорошо одетый, даже в завитках; затем чубаро-пегий Кидай графа А. Д. Шереметева, весьма осанистый кобель, очень ладный, с хорошей головой, но плохо одетый и вообще чистопсовый по формам. Прочие протасьевские собаки, выключая Поражая Болдарева, не представляли ничего замечательного. Псовые охотники резко разделились на два лагеря: одни восторгались протасьевскими Опрометом и Кидаем, основательно указывая на безукоризненность их рабочих ладов; другие восхваляли Карая Картавцева, сына Награждая Чебышова. Карай был действительно замечательно красив и даже имел чересчур тонкую и изящную голову для кобеля. Но задние ноги у него были коровьи, а лапы, как у большинства кареевских собак, круглые, кошачьи. Кроме того, впоследствии оказалось, что он совершенно лишен энергии и злобности, ловил в охотку, скакал плохо, причем после каждой травли у него дрожали передние ноги; вдобавок он оказался бесплодным. Увлекшись кареевскими и протасьевскими собаками, охотники почти не заметили перепелкинского чубаро-пегого Поражая лихаревских собак. Это был среднего роста довольно широкий и мощный кобель на хороших ногах, с очень низко спущенным ребром, довольно сухою головой, с прекрасными глазами, богато одетый, в завитках. Такой типичной густопсовой не бывало ни на одной выставке, и очень странно, что ей была присуждена только малая серебряная медаль, что, вероятно, и было причиною того, что он не был пущен производителем*. Не обратили на себя внимания невидные, т. е. небольшие, хотя очень ладные чистопсовые суки - Змейка и Мытарка - лучшие из челищевских собак.
* (Поражай был подведен его императорскому высочеству великому князю Николаю Николаевичу.)
Пятая выставка замечательна тем, что на ней впервые появляются очень удачные продукты скрещивания различных разновидностей. С. С. Кареев, убедившись в необходимости освежения крови своих собак, остановился, наконец, на ратаевской Злодейке, сестре Чародея. Злодейка в противоположность брату, давшему хотя и замечательно ладных и необыкновенно широкозадых собак, но куцых*, оказалась замечательною производительницей. Наилучшим представителем улучшенных кареевских собак был красно-пегий (муруго-пегий?) Чародей Чебышова от его Награждая, очень похожий на дядю и вполне заслуживавший присужденную ему большую серебряную медаль. Полукровные кареевские собаки - полово-пегий Наян Кареева (от Терзая и Злодейки), Любим Чебышова (от Награждая и Злодейки), Победим II Кареева (от Победима I и Награды Хомяковского) - тоже получили большие серебр. медали. Гвоздем выставки был, однако, поздно приведенный на выставку и экспертизе поэтому не подвергавшийся Удав кн. П. С. Гагарина (Нижегородской губ.) от мачевариановской Голубки и кобеля барона Жомини назимовских собак. Это был действительно выдающийся по ладам и злобности кобель, очень большого роста (18 в.), чрезвычайно правильно сложенный, с отличною головою, но грубою песиковатою псовиною. На этой же выставке был показан Г. А. Чертковым очень недурной кобель Шайтан (б. сер. мед.)** от Милки Вышеславцева и жихаревского кобеля, давшего ему грубую голову.
* (На Петербургской выставке 1878 года.)
** (Подарен мною щенком.)
Кровные мачевариановские собаки, которые уже давно славились в среде нижегородских, симбирских, пензенских и других охотников, появились лишь в следующем году, после смерти П. М. Мачеварианова (1880), сначала Язва, показанная осенью 1880 года в Тамбове на выставке Тамбовского отдела Императорского общества охоты (VI очередная), затем на VI очер. выставке в Москве Убей Н. А. Болдарева, красный кобель небольшого роста, как и все мачевариановские собаки, с отличными головою, глазами и ушами, псовиною в завитках. Обе собаки получили по праву большие серебряные медали. На VII же выставке были черные с подпалинами борзые П. А. Березникова, незадолго перед тем поступившие в императорскую охоту. Все 12 собак были довольно типичными чистопсовыми, некоторые из них имели распущенные уши. За однотипность им была выдана золотая медаль. Из чистокровных кареевских особенно выделялись Карай, Терзай и Любка Вердеревского, получившие в отдельности и за свору большую серебряную медаль. Из кареевских улучшенных замечательна была Злодейка 2-я С. С. Кареева (от Терзая и Злодейки ратаевской), получившая бол. сер. мед. на VI и VII выставках; это прилобистая и плохо одетая сука, очень ладная и выказавшая замечательную резвость и большую злобность. Очень недурны были также получившие б. сер. медали Подар и Пожар В. Н. Чебышова от Поражая Кареева и ратаевской Злодейки* и очень на нее похожие; также Злодейка кн. Гагарина от кареевских Победила I и Злодейки II и его же Дорогой от Удава и кареевской Злодейки II, совмещавший в себе, следовательно, кровь мачевариановских, назимовских, кареевских собак и ратаевской Злодейки, на которую очень походил. Большая охота, выставленная молодым охотником В. И. Лихачевым, состояла главным образом из проданных ему Кареевым кровных (?) и полукровных собак и весьма заурядных чистопсовых борзых, купленных у ярославских охотников - Дедюлина и Трутнева.
* (Поражай сын Терзая и Вихры; Терзай от Старого Наяна и той же Вихры.)
Значительное количество собак, родственных мачевариановским, появилось лишь на следующей, VIII выставке, именно ермоловские и филатовские. Все они отличались отличными головами и глазами, сухими ногами, шириною склада, были очень однотипны, но мелки ростом, бедно одеты и имели укороченное правило. Лучшими из ермоловских оказались: муруго-пегий Карай, самый рослый изо всех (161/2), с небольшою прилобью, получивший только малую сер. медаль, и его однопометница красно-пегая Кара*, едва ли не самая красивая и ладная сука изо всех бывших на выставках, не исключая типольтовской Раскиды и Наградки Кареева. Она получила большую сер. медаль. Из собак П. Ф. Филатова очень хороши были Черкай (от мачевариановского Даньяра) и в особенности сука Тамара**. На этой же выставке Н. В. Мажаров показал потомство своего Выручая (от Лиходейки) - Милку и Красотку, черных с подпалинами сук, очень ладных и несомненно лучших изо всех мажаровских собак и заслуживавших больших сер. медалей. Борзые Д. С. Сипягина и Ф. А. Свечина, происходившие главным образом от назимовских, по виду не представляли ничего замечательного, но некоторые из них (особенно Туман Свечина) выказали на садке замечательную злобность. Большая охота графа А. Д. Шереметева, занимавшая, подобно прошлогодней лихачевской, значительную часть манежа, была составлена главным образом из потомков протасьевских собак, именно Кидая, не выходивших из уровня посредственности.
* (По мнению Н. А. Болдарева, бывшая на XXI выставке Дивна П. Н. Белоусова по костяку и мощности сложки выше Кары.)
** (Родоначальниками филатовских собак были мачевариановские красно-пегий Кролик, черно-пегий Даньяр и полово-пегая Пальва.)
На IX опять первенствовали борзые Ермолова, Филатова и М. В. Столыпина, тоже мачевариановские. На ней кроме очень хорошей и кровной суки Удачи Н. П. Ермолов показал результат не особенно удачного скрещивания мачевариано-назимово-кареевских собак, именно Гордеца, происходящего от Удава и гагаринской Злодейки (см. выше). Большой интерес представили многочисленные борзые, выставленные П. Ф. Дурасовым, происходившие частию от полумачевариановской суки, царских Лебедя и Любезного (см. 1-ю очер. выставку) и Нахала Ратаева (от Чародея и Злодейки, т. е. брата и сестры). Позднее Дурасовым были приобретены от Ступишина (см. выше) 2 кобеля и сука демидовских собак густопсового типа и куплены несколько борзых у сына известного симбирского охотника Н. В. Назарьева, славившегося своими собаками и имевшего также знаменитых плещеевских псовых.
На X очередной выставке лучшими псовыми были: Порхай и Победка князя Д. Б. Голицына (от Подара Чебышова и ратаевской Злодейки), Сердечный* Н. П. Ермолова, получившие большие сер. медали, и Барышникова кровный кареевский Лебедь, один из выдающихся представителей породы, почему-то удостоенный только малой серебряной медали.
* (Сердечный был после смерти Ермолова приобретен П. Н. Белоусовым, в охоте которого был производителем.)
На XI выставке Ермолов показывал уже других мешаных собак - детей своей Кары и болдаревского Карая (от протасьевского Поражая), но кровь протасьевских собак, хотя увеличила рост ермоловских, но придала им много грубости. Н. А. Болдарев выставил 4-х кобелей, 3-х от Поражая, в том числе очень ладного Алмаза (б. сер. мед.). Д. Б. Голицын показал 4-х собак от Подара Чебышова (см. выше) и Русалки Кареева (дочери Хищного Воейкова и кареевской Наградки); из них выдавались Русалка, с небольшой прилобиной (больш. сер. мед.) и Резвый (м. сер. мед.). Лучшею собакою выставки был, однако, упомянутый выше полово-пегий Лебедь С. А. Барышникова (от Пылая Кареева и чебышовской Наградки), получивший уже бол. сер. медаль, так же как и мало уступавшая ему однопометница Вихра.
Следующие две выставки отличались многочисленностью и разнообразием представителей новых разновидностей псовых. Все собаки XII выставки были смешанного происхождения. Из них новыми для посетителей явились борзые Д. П. Вальцова и К. Н. Болдарева. Первый выставил 8 собак, большею частию от своей Подруги и мачевариано-ермоловских кобелей. Подруга никогда не бывала на выставках, но пользовалась довольно широкою известностью, как замечательно резвая, злобная и ладная сука*. Однако большая часть ее потомства отличалась малосогнутыми задними ногами, которые давал, кажется, протасьевский (болдаревский) Поражай. Лучшими были Поспех (б. сер. мед.), из сук - Колпица (б. сер. мед.). Родственное происхождение и те же недостатки имели собаки К. Н. Болдарева, из которых лучший - Подар (от Поражая и Подруги), получил большую серебр. медаль. Собаки А. И. Храповицкого тоже родственны вальцовским, т. к. происходят от его Лезгинки (полумачевариановской). Н. П. Ермолов, в свою очередь, показал 7 собак, родственных вальцовским, именно Карая II от Подруги и Поражая и 6 молодых от этого Карая и своей Кары, но ни одна не выдавалась из среднего уровня. Впоследствии сам Ермолов сознавался, что Карай оказался плохим производителем. Самою выдающеюся собакою этой выставки была Сударка Гагарина, впоследствии Глебова (б. сер. мед.), от Удава и Злодейки II (см. выше), лучшее, что дал Удав, от которого, как мешаного кобеля, получалось потомство с довольно разнообразными наружными и внутренними качествами.
* (По Озерову, Д. П. Вальцов ведет свою породу от Подруги, протасьевского Поражая и полумачевариановской Лезгинки; затем им была снова впущена кровь протасьевских - через Кидая и ермолово-мачевариановских, через (?) Лукавку Ермолова. Подруга, родоначальница многих современных псовых, полукровная (полуанглийская от собак князя Д. Д. Оболенского, который имел англичан и псовых) назимовская, от его Пылая и Сиротки, дочери Сверкая Бахтинского и свечинской Душеньки. Лезгинка - дочь мачевариановской Блошки и Нахала ивашкинских собак.)
XIII выставка отличалась многочисленностью борзых (107) и количеством новых молодых экспонентов. Из прежних Н. А. Болдаревым приведено было 7 собак, большею частию от протасьевских и полупротасьевских кобелей и ермоловских сук. Из них три, в том числе Алмаз, уже были на прежних выставках; из молодых же лучшею оказалась Кара, дочь Карая II и Кары Ермолова. Последний прислал 5 собак по первой осени; из них 3 однопометника Кары Болдарева получили порознь малые серебряные и большую серебряную медаль за свору; самому же заводчику за правильное ведение породы был выдан ценный приз (в первый раз). Все эти собаки по красоте форм уступали прежним кровным ермоловским и мачевариановскими, выигрывая лишь в росте и полевых качествах (?). Прежний тип этих собак более всего сохранили отличные суки П. Н. Коротнева Радость и Юла от ермоловского Сердечного и Наглы владельца (от ермоловского Козыря). Очень удачным продуктом скрещивания обновленных кареевских собак с мачевариановскими явилась сука Заноза (мал. сер. мед.) А. Ф. Васильева от Подара кн. Д. Б. Голицына и Летки Филатова. Собственно мачевариановский тип на выставке сохранен был только П. Ф. Филатовым, замечательно красивый кобель которого Соболь был лучшим кобелем и вполне заслуживал присужденную ему награду (б. сер. мед.). Прочие собаки, за исключением Грубияна А. В. Шумовского (от борзых Н. В. Мажарова), сохранившего тип гейеровских, имели еще более сложное происхождение и заключали в себе кровь протасьевских, ермоловских, жихаревских собак и вальцовской Подруги. Большая часть собак, выставленных Н. И. Сорохтиным, - от Варвара своих собак (4-я очер. выст.) и сук Вальцова и Шумовского; лучшим был, однако, Зверь от Хватая М. В. Столыпина (мачевариановского?) и Зацепы Шумовского. Борзые (6) Г. О. Немировского от собак Мачеварианова, Гагарина и Вальцова не представляли ничего замечательного. Из 8 борзых И. В. Иваненкова от собак Вальцова и Болдарева лучшею была очень рослая, но чистопсовая по псовине Милка (б. сер. мед.). Из 12 собак К. В. Шиловского, происходивших от мешаных жихаревских, протасьевских и вальцовских, достойна внимания Победа (бол. сер. мед.). Лучшею из озеровских была бурматная Голубка (бол. сер. мед.) от Даньяра и Сайги Вальцова, затем отец ее - черный Даньяр (от Араба, сына Удава и Злодейки кн. Гагарина, и Лезгинки Вальцова). Аналогичное происхождение имели и борзые (3) А. И. Храповицкого, т. е. также от собак Вальцова. Из них чубарый Марс, молодой кобель по 1-й осени, получил бол. сер. медаль. Как видно, на этой выставке преобладало потомство вальцовских и болдаревских собак, о происхождении которых говорилось выше.
На XIV выставке выдавались и преобладали мешаные ермоловские. Из них лучшею была Серна Н. П. Ермолова от его Сердечного (см. выше) и коротневской Наглы (дочери ермоловского Козыря) - замечательно ладная сука с отличною головой и совершенно правильным закладом ушей, но очень сиротливая. Она получила большую серебряную медаль и была куплена за очень дорогую цену молодым охотником И. Т. Долинским. П. Н. Коротнев выставил Крылата (от Дорогого Болдарева и своей Наглы), грубого и несколько горбатого кобеля, впрочем, лучшего на выставке (бол. серебр. медаль) и купленного в Англию для Уэльслея за 400 р. с. Очень хороша была также Ведьма кн. Д. Б. Голицына (б. сер. мед.) от Щеголя Ермолова и Змейки кн. Д. Б. Голицына, Утеха Н. А. Болдарева (от Карая II и ермоловской Кары), не подвергавшаяся экспертизе, затем Раскида И. П. Соколова (от Атамана Болдарева и Подруги II Вальцова). Шиловский выставил 10 собак, родственных болдаревским и вальцовским и большею частью уже известных. Борзые Инсарского происходили от гагаринских собак; близкое с ними происхождение имели столыпинская Наградка (м. сер. мед.) и большая часть борзых Г. О. Немировского. Наконец, И. Т. Долинским выставлено было 14 собак от кареевских с подмесью мачевариановских, отчасти воропановских; лучшею из них признавалась Вьюга, чистокровная кареевская от Победила I и Наградки, одна из лучших сук кареевской породы, с совершенно правильными задними ногами (бол. сер. мед.). Очень хороша была также Леда (бол. серебр. мед.), от Любезного Кареева и Любки Вердеревского.
Начиная с XV-ой, московские очередные выставки начинают, видимо, приходить в упадок и терять свой интерес для псовых охотников. Эта выставка была особенно бедна борзыми, и едва ли не лучшими на ней были полуермоловские собаки г-на Панова, из которых Даньяр (от Озорника своих собак и ермоловской Кары) получил на XV и XVI выставках малую серебряную медаль, на выставке же 1889 года в Петербурге - большую серебряную.
На XVI выставке также большая часть борзых были мешаные - ермоловские и гагаринские. Вдовой Н. П. Ермолова, умершего в 1889 г., выставлены четыре ничем не замечательные собаки и приведена для продажи вся охота - около 30 борзых. Лучшими оказались П. Н. Коротнева Блистай (от его Крылата и Проказы Ермолова) с торчащими, как у лайки, ушами (б. сер. мед.) и Швырок от Грубияна Черткова и своей Наглы, получивший только малую серебряную, и однопометник его - Удар Корша (м. сер. мед.). Очень хорош был Алмаз М. В. Столыпина, по-видимому им родственный. Инсарский выставил 5 недурных борзых от гагаринских, б. ч. уже бывших на предыдущей выставке; Филатов - 3-х, из которых лучшая, Зазноба, получила малую серебряную. Борзые (6) К. В. Шиловского от своих, болдаревских и вальцовских, не подвергавшиеся экспертизе, ничего особенного не представляли; то же собаки (5) С. М. Шульгина (жихаревских и болдаревских кровей), кроме Победки (м. сер. мед.). Назимовская порода имела представителей в лице трех очень грубых собак Е. Е. Чевакинского. Улучшенных кареевских выставил Г. Н. Вельяминов, получивший за свору из 3 борзых большую серебряную; но в них кроме крови Злодейки Ратаева имелась еще кровь Поражая Перепелкина (см. выше) и Хищного Воейкова. Завладай Максимова, получивший только бронзовую медаль, замечателен тем, что, несмотря на короткие ноги вопрямь, на московских осенних садках 1890 года взял 1-й приз на резвость. Он происходил от чебышовских (мешаных) Наяна и Неги. Из новых собак замечательны были борзые П. И. Шехавцова, однопометники от своих (кажется, с примесью озеровских или вальцовских) собак. Лучший из них - чубаро-пегий Сокол получил большую серебряную медаль (два остальных - малую, а вся свора - большую) и был куплен И. Т. Долинским за 1000 рублей.
Следующая (XVII) выставка опять была бедна количественно (60 экз.) и качественно. Первенствовали болдаревские собаки (7), из которых Пылай и Атаман получили большие серебряные. Пылай, по 1-й осени, 18 верш., от Подара (б. сер. мед. на XII выст.) и Завлады (от Алмаза - б. сер. на XI и Колпицы - б. сер. мед. на XII выставке). Очень хороши были родственные болдаревским борзые Шиловского, особенно Блистай и Лукавка Е. П. Шиловской (от болдаревских кобелей и вальцовских сук), проданные Медведеву за 1500 руб. Удар Корша (см. XVI выст.) удостоен был, как один из лучших кобелей, большой серебряной - медали. Из собак новых экспонентов заслуживали внимания борзые (3) Курдюмова, О. И. Улагай (4, в особенности серо-пегая Бурка) и А. П. Кожевникова от Азиата Жихарева и своих собак; лучший из них - Лиходей, с плохими передними ногами и закрюковатым правилом, получил малую серебряную медаль.
На XVIII выставке из мешаных мачевариано-ермоловских борзых были выставлены только 2 суки П. Н. Коротневым и 5 собак Г. Н. Коротневым; из них лучшею оказалась сука первого - Ханка, имевшая, однако, сильно распахнутую грудь, т. е. широкий постанов передних ног, что служит плохою приметою для резвости. Б. Инсарский показал 5 собак, прямых потомков гагаринских; П. В. Ладыженский - Удачу (мал. сер. мед.), внучку Удава, очень ладную, но грубоголовую суку неприятного окраса и с грубой псовиной. Борзые В. А. Гевлич - от филатовских и соловцовских собак - очень грубые, но крепко сложенные, имели уже подмесь кареевских. Большинство, именно борзые (10) князя Б. А. Васильчикова, Вердеревского (8), Г. И. Кристи (5) и князя Д. Б. Голицына, происходили от улучшенных кареевских. Из собак первого экспонента выделялись Похвал и Лиходей (бол. сер. медали). Более типичны были голицынские Награждай и Победа, внуки чебышовского Награждая и ратаевской Злодейки, от которой ими унаследован грязный окрас и прилобь (у Победы); обе собаки получили бол. сер. медали. Г. И. Кристи выставил очень хороших сук - Злоимку и Злодейку (от кареевского Атамана), удостоенных той же награды. Серо-пегие собаки Д. Н. Вердеревского, хотя значились чистокровными (?) кареевскими, не представляли ничего особенного.
Некоторое оживление в мире псовых охотников, обескураженных упадком выставок и победами английских борзых на испытаниях резвости, было внесено выставкой Киевского отдела Императорского общества охоты, на которой приняли участие многие южные охотники, не участвовавшие на московских выставках. Особенно замечательного, однако, ничего не было, и на ней преобладали борзые от озеровских, вальцовских и болдаревских собак, родственные между собою. Наибольший интерес представляла охота князя Д. И. Ширинского-Шихматова, состоявшая из 16 собак, б. ч. от озеровских сук и кобелей; лучшим был Поражай (от озеровской Стрелки и Поражая И. Т. (?) Долинского), получивший малую сер. медаль отдела и большую от Общества любителей породистых собак; недурны были суки Слава и Сударка (от тех же собак) и Искра (от Голубки Озерова и Лебедя В. П. Глебова), которым также присуждены малые серебряные. Из борзых С. М. Канивальского, б. ч. мешаных озеровских с ермоловскими, лучшею была Голубка (м. сер. мед.), а из 5 собак М. А. Цветкова, мешаных озеровских, ермоловских и чебышовских, выделялась Сайга от Любима Чебышова и Сайги Озерова. Н. А. Болдарев показал 3 собак, из которых Алмаз и Поражай (м. сер. медали) уже были на московских выставках. Только собаки (7) барона Штейнгеля принадлежали к улучшенной кареевской породе. Из них 5 получили малые сер. медали, но наибольшего внимания заслуживала Раскида с очень красивою головою. Сам С. С. Кареев выставил только весьма интересную помесь арабского слюги с псовой - очень изящного кобеля Бельбая в типе старинных английских, т. е. хортого, который был приобретен г. Цветковым. Продолжал ли последний опыты дальнейшего скрещивания - неизвестно. Несомненно, что небольшая подмесь слюги к псовым была бы им очень полезна.
Следующая (XIX) московская очер. выставка была крайне бедна (40 борзых) и представляла мало интереса. Кроме уже известных Награждая Голицына, Удара Корша и Пылая Болдарева выдавались вальцовская Стрелка (или Вьюга) от Раскиды И. И. Соколова и Кайсака Немировского и в особенности борзые В. П. Глебова, из которых особенного внимания заслуживала черно-пегая Стрелка (б. сер. мед.), очень ладная сука от Сударки князя Гагарина и Атамана Кареева, а также Удав и Чернец (м. сер. медали) от протасьевского Кидая и своей Злодейки. Из собак неизвестных кровей обращал внимание серо-пегий Завладай П. И. Георгиевского от Удара своих (?) собак и Отрады Курносова, замечательно хорошо одетый кобель, с отличною головою и правильными ушами, заслуживавший большой, а не малой серебряной медали.
Последние московские очередные выставки ясно доказали, что при неопределенности правил экспертизы, различии во взглядах на породу у ежегодно менявшихся судей и наличности других неблагоприятных для псовой охоты условий они падают и количественно и качественно. Выставленная на XX выставке большая охота Окромчеделова, в подражание прежним охотам В. И. Лихачева и графа А. Д. Шереметева, хотя и привлекала внимание праздных зевак, но не представляла ничего выдающегося. Из 30 борзых, б. ч. кареевских, ни одна не получила высокой награды. Лучшими были собаки е. и. в. великого князя Николая Николаевича (4), в особенности Дорогой (от озеровской Лебедки и Атамана Глебова) и очень ладная, но плохо одетая сука Пройда (от Поражая своих собак и Дружбы Дурасова), награжденные, однако, только малыми серебряными. Из молодых псовых охотников хорошие экземпляры представили князь Б. А. Васильчиков (4-х от болдаревского Блистая, 5 от кареевского Хана и своих сук, полукровных кареевских) и граф Д. С. Шереметев (4).
В том же (1894) году открылась весною 3-я киевская очередная выставка, на которой было 37 борзых, б. ч. от озеровских, вальцовских и глебовских собак, заключавших главным (?) образом кровь ермоловских. К таковым принадлежали борзые главного экспонента князя Д. И. Ширинского-Шихматова (13), Критского и Каширенинова. Родственны им собаки графа Нирода с подмесью кареевских. Из первых наивысшую награду (большую сер. медаль и золотой жетон Импер. общ. охоты) получил серо-пегий Поражай, очень ладный, но острощипый кобель (от Лебедя Глебова и озеровской Кары), однопометница его Сайга (м. с. м.), Поспех, превосходный кобель с не совсем правильными передними ногами, от Атамана Глебова и Колпицы Вальцова (мал. серебр. медаль отдела и от Общества любителей породистых собак) и Алмазка от Лебедя Глебова и Голубки Николаева (м. с. м.). Из двух собак Критского, лучшая - Язва от озеровской суки (м. с. м); очень хорош также Крылат (м. с. м.) Каширенинова, тоже от озеровской суки. Швырок Нирода был уже на XVI очер. выставке, на которой тоже получил мал. серебряную. Затем следует упомянуть о 3 собаках барона Штейнгеля, из которых Тиран (собак Сатиной) награжден малой серебряною. Три борзые Канивальского от собак Новикова, отличавшиеся круглолобостью, экспертизе не подвергались.
На XXI выставке (40 псовых и 6 хортых) улучшенные кареевские преобладали над ермолово-болдаревскими и им родственными. К таковым принадлежали 5 собак князя И. С. Мещерского от кобеля князя Д. Б. Голицына Награждая и своей суки, 3 борзые А. Е. Звегинцева, 2 - графа Н. А. Адлерберга, 3 - Бек-Мармарчева, сука В. Д. Дмитриева и 2 суки Г. И. Кристи. Лучшими оказались последние, именно Отрада (от Славы Хомяковского и Озорного Чебышова) и Злодейка, уже получившая б. сер. медаль на XVIII выставке. Наибольший интерес представляли собаки молодых охотников, впервые дебютировавших на выставках: П. Н. Белоусова и А. А. Дурново, последние не столько ладами, сколько резвостью, обнаруженною на петербургских садках, где они достойно поддержали падавшую славу псовых. П. Н. Белоусов выставил 3 собак разного происхождения, именно известную по тамбовской выставке (см. выше) Язву, переименованную в Красотку, Кару от Славы Н. П. Ермолова и Сердечного - кругом ермоловских собак и Дивну от Задачи Дурасова и Озорного Н. А. Болдарева. Последняя сука - лучшая представительница псовых на выставках 90-х годов, с замечательно красивыми головой, ногами, правильными ушами и очень ладная - получила большую серебряную медаль и приз Русского охотничьего клуба. Из 5 очень однотипных собак А. А. Дурново от Украсы собак Чевакинского (назимовских) и кобелей императорской охоты (полукареевских?) лучшие - Нагла и Красотка, получившие малые серебряные. В 1894 году Красотка взяла великокняжеский приз, а Нагла мачевариановский. Обе суки много теряли оттого, что были непсовисты, имели желтые глаза и розовый вощок. П. Ф. Филатов показал 3-х ничем не замечательных собак, из которых 2 суки были уже невполне чистокровными. Некоторый интерес представлял Замечай князя Мещерского от псовой суки и хортого куцего кобеля собак Мосолова, тоже мешаных.
Наконец, последняя, XXII выставка была самая бедная (39, из них 5 английских). На ней снова преобладали ермолово-болдаревские и близкие к ним борзые. Кареевские были представлены лишь С. С. Кареевым и, конечно, для продажи; они были совсем заурядными борзыми. Особенно выдавались П. Н. Белоусова Дивна и Сердечный (от Лебедя своих собак и Хвалы Раевского) типа старинных густопсовых борзых, получивший большую серебряную, затем сука А. К. Болдарева - Лиходка (от Чародея И. И. Соколова и Удачи охоты великого князя Николая Николаевича), которой присудили большую серебряную и приз Русского охотничьего клуба, Летка (от Надмена Вальцова и Молвы Н. А. Болдарева) и Удача (от Кидая Н. А. Болдарева и Плутовки В. Н. Бибикова), удостоенные малых серебр. медалей. Лучше двух последних были Милка А. А. Евсеева (от почти кровных (?) ермоловских) и Сударка Д. Д. Осиповского (от Поражая Болдарева и Пагубы своих собак).
Из этого поверхностного обзора наших выставок мы видим, что на первых семи выставках преобладали качественно и количественно кареевские псовые; но уже с 1879 года, когда появились несомненные признаки вырождения породы вследствие кровосмешения (Карай Картавцева), появляются улучшенные кареевские от Нещады, Хищного и главным образом Злодейки. Борзые князя Гагарина, показанные на V выставке и садках на волка, сильно уронили славу кареевских, которая еще более померкла с вскоре затем последовавшей продажей всей кареевской охоты В. И. Лихачеву. На VII выставке вместе с гагаринскими, т. е. мачевариано-назимовскими псовыми, уже улучшенными подмесью крови той же Злодейки, показывается чистокровный мачевариановский Убей; на той же выставке мы видели и последних чистокровных березниковских. В следующем году родственные мачевариановским ермоловские и филатовские собаки выдаются красотою форм, много проигрывая мелким ростом. Поэтому уже с IX выставки Ермолов и его поклонники начинают подмешивать к своим собакам кровь гагаринских, протасьевских и других псовых, которые действительно прибавили первым росту, но ухудшили внешность. Тогда же псовые охотники познакомились с дурасовскими псовыми, содержавшими старинную кровь назарьевских и ступишинских собак. Старый тип кареевских псовых до последнего времени всего лучше сохранялся С. А. Барышниковым, показавшим на X и XI выставках своего Лебедя; кареевские с прибавлением Воли Сипягина (назимовской) велись у князя Д. Б. Голицына и В. Н. Чебышова, а кровь мачевариановских в наибольшей чистоте хранилась в филатовских собаках. С XII выставки начинается преобладание борзых очень смешанного происхождения, и в следующем году московские очередные выставки достигают апогея своего развития. Из этих мешаных собак постепенно выделяются борзые Н. А. Болдарева, Д. П. Вальцова, П. Н. Коротнева, заключавшие в себе кровь мачевариановских, протасьевских и ермоловских. Со смертью Ермолова выставки приходят в упадок, теряют большую часть своего интереса и снова начинается преобладание мешаных кареевских, за исключением последних выставок, где по числу и достоинству первенствовали болдаревские, мешаные протасьевские и ермоловские, так же как и на киевских, где большинство собак происходили от озеровских.
В результате этих взаимоскрещиваний все разновидности псовых утратили свою типичность, обезличились; исчезли последние густопсовые и чистопсовые, и получилась новая порода со смешанными признаками - современная псовая, мало похожая на старинную псовую, как понимали ее старые охотники, отличавшие густопсовых от обыкновенных псовых. Теперь самыми чистокровными псовыми (но не самыми ладными) едва ли не при <дется> считать челищевских, филатовских, назимовских (?) и мажаровских, сохранившихся без подмесей у многих полевых охотников.
Главными причинами упадка московских выставок надо считать бездеятельность псового отдела, отсутствие правил экспертизы, а следовательно, выработанного типа - идеала русской борзой; неимение студбука и возрастающую путаницу и неверности в родословных; затем ничтожность поощрений, в виде покупаемых за деньги медалей, и отсутствие денежных призов, как на конных выставках. Немалое значение имел также все более и более возрастающий антагонизм между выставочными и полевыми охотниками, предъявлявшими совершенно различные требования к собакам: первые слишком большое значение придавали голове и вообще красоте собак; последние чересчур много внимания обращали на ноги и рабочие лады. Наконец, псовый отдел императорского общества до последнего времени не принимал никаких мер к привлечению экспонентов и не прислушивался к требованиям съездов псовых охотников, стремившихся упорядочить выставки. Трудно поверить, что за 20 с лишком лет общество не могло выработать и утвердить приметы русской борзой, т. е. с чего следовало начать, и не успело составить правильный студбук, имеющийся не только у Общества любителей породистых собак, но даже у недавно основанного Финляндского общества!
В конце концов московские выставки сделались достоянием небольшого кружка псовых охотников, приводивших собак главным образом с целью продажи. Но и этот небольшой кружок разделился на два враждебных лагеря - приверженцев улучшенных (?) мачевариано-ермоловских собак и почитателей улучшенной кареевской породы, причем борьба между ними велась с переменным счастием. Только очень недавно некоторые благоразумные охотники, без предрассудков и антипатий, догадались скрещивать ермоловских псовых с кареевскими, что следовало бы сделать лет 12-15.назад, когда и та и другая породы были кровными и не представляли из себя винегретов различных разновидностей.
Главная ошибка большинства псовых охотников заключалась в том, что они не довольствовались лишь освежением крови новыми производителями, а чуть ли не каждый из них старался вывести собственную породу скрещиванием нескольких, совершенно отличных между собою разновидностей. У очень многих борзые имеют предками представителей 5-6 и даже более отродий, и вряд ли найдутся охотники, которые за последние 10 лет вели породу без подмеси посторонней крови. По-видимому, никому не было известно правило овцеводов, по которому кровь другой породы должна быть приливаема к породе вырождающейся или требующей известных изменений только в сильно разбавленном виде, то есть что противно правилам зоотехнии, и нельзя скрещивать две, хотя бы родственные, разновидности и от этой помеси вести породу. Следует полученных вымесков скрещивать опять с коренной, основной расой и только детей их пускать в завод как производителей.
На это можно возразить, что для таких правильных экспериментов надо иметь немалое количество собак, затем, что псовые охотники имели дело, собственно говоря, с одной породой борзых, только различных владельцев. Первое замечание совершенно основательно, что же касается второго, то нельзя не принять во внимание, что к началу выставок во многих разновидностях обыкновенных псовых еще очень сказывалась недавняя подмесь хортых, крымок, чистопсовых, густопсовых и даже курляндских псовых; признаки одной из этих пород и составляли как бы отличительные черты той или другой фамильной разновидности, или вариэтета, обыкновенно неправильно называемого "породой" такого-то охотника. Между тем в зоотехнии очень хорошо известен тот факт, что при скрещивании двух даже очень близких разновидностей, имеющих смешанное происхождение, получает как бы импульс атавизм - возвращение к предкам, и в результате оказываются животные таких ладов и мастей, которые уже давно не замечались ни в той, ни в другой разновидности. Получаются т. н. сюрпризы, обыкновенно приводящие в смущение неопытных заводчиков и заставляющие их совершенно напрасно сомневаться в чистопородности чужого животного, избранного для скрещивания с ними. Очевидно, эта разнотипность однопометников, по крайней мере на первых порах, должна сказываться еще сильнее, когда в породу в скором времени снова впускалась посторонняя кровь.
Кроме того, большинство наших собаководов в своем стремлении к улучшению или освежению породы делали еще другую, обычную, впрочем, в небольших заводах ошибку. Именно: они приобретали большею частью производителя, т. е. кобеля, или даже только пользовались его услугами и вязали его со всеми или почти со всеми своими суками, не выждав результатов первого скрещивания. Между тем было бы гораздо менее риска испортить всю породу, приобретая для завода не чужого кобеля, а суку, но, как видно из каталогов выставки, это случалось весьма редко по той причине, что хорошие суки оставляются заводчиками на племя, а не продаются. Едва ли не единственным и притом блестящим исключением является известная ратаевская Злодейка, дети которой обновили кровь кареевских собак. Вопреки мнению коннозаводчиков, мы полагаем, что влияние матери на приплод гораздо сильнее влияния отца, которое может быть только быстрее, и совершенно понимаем, почему русские промышленники и инородцы при выборе щенков обращают внимание только на охотничьи качества сук, вовсе не заботясь о наружных и внутренних достоинствах кобелей.
Кроме этих неблагоприятных условий не столько для выставок, сколько для собаководства и вывода нескольких определенных типов русских борзых, пригодных для различных местностей и климатов, были и менее важные причины, препятствовавшие достижению последней и главной цели.
Прежде всего выставки и возрождение псовой охоты вызвали открытие настоящих заводов борзых с исключительною целью их продажи, причем не обращалось внимания на полевые качества собак, с которыми почти не охотились. Эта торговля, продолжающаяся и теперь, поддерживаемая усиленным спросом русских борзых за границу, была причиною порчи многих очень хороших собак, с каждым поколением утрачивавших резвость, злобность, наконец, жадность и скакавших по охотке. Между тем нам нужна не комнатная псовая борзая величественного вида, как иностранцам, а резвая и злобная собака, которою можно было бы травить и русака, и красного зверя. Много пользы этим заводчикам и немало вреда псовой охоте принесли эфемерные показные охотники, промелькнувшие подобно метеорам. Они накупали по дорогой цене плохих и отличных собак, мешали их зря и потом, через 3-4 года, перепортив их, уничтожали свою охоту, к которой не имели никакой склонности. Таким образом исчезло бесследно немало первоклассных кобелей и сук, которые в руках настоящих охотников принесли бы много пользы и могли бы способствовать улучшению русских борзых.
Между тем как выставочные охотники обращали слишком много внимания на внешность собаки, притом главным образом на рост, красоту головы и псовины, другие - собственно полевые охотники - искали грубых и прочных рабочих ладов и главным образом злобности. Это различие требований привело, однако, к одному результату - почти всеобщей утрате броска и лихой резвости, утрате, доказанной в последнее время состязаниями псовых с английскими. Вообще антагонизм между выставочными и полевыми охотниками, изредка принимавшими участие в садках, сильно затормозил правильное улучшение типа современной псовой; первые боялись испортить головы, вторые опасались за утрату силы и злобности своих собак подмесью выставочных медальеров. Вот почему такие рабочие собаки, как челищевские, мажаровские, назимовские, в настоящее время могут считаться самыми кровными, вернее имеющими наиболее отдаленную примесь чужой крови. Очень мало существует на Руси полевых охотников, избегающих выставок и садок, но имеющих собак замечательных по ладам, резвости и злобности.
Но как рабочая борзая грубых форм, так и элегантная выставочная псовая все-таки принадлежат к одной расе - современной псовой, отличной от прежних русских пород. 30-50 лет назад у нас их было еще целых четыре: обыкновенная псовая, густопсовая, чистопсовая и курляндская псовая, остатки которых, кроме последней, мы видели на московских очередных выставках. Всего лучше сохранилась первая порода с более или менее заметною подмесью восточной борзой. Потребность в сильной собаке чувствовалась уже нашими отцами и дедами в этих смешениях: густопсовые отживали свой век, курляндская псовая становилась достоянием предания. Центр псовой охоты мало-помалу перемещался из примосковных губерний в черноземные, островная охота с гончими постепенно заменялась охотою внаездку, требовавшей от собак выносливости и продолжительной скачки. Мечта о возрождении густопсовой так и осталась мечтою некоторых старых охотников, не сумевших сохранить ее, и реставрация излишней породы не могла встретить сочувствия у настоящих охотников.
Главная роль в выработке нового типа русской псовой бесспорно принадлежала мачевариано-ермоловским собакам, которые имели только незначительные, легко поправимые недостатки - малый рост, короткую псовину и укороченное правило. Неудивительно поэтому, что большая часть современных борзых заключает большую или меньшую примесь этой крови, которая у многих исправила порочные лады: коровьи задние ноги, кривые и чрезмерно длинные хвосты; узкая грудь, плоские ребра стали встречаться реже; собаки сделались в общем как будто однообразнее, так что даже знатоки стали затрудняться определением их происхождения на глаз. Тем не менее как результат скрещивания многих разновидностей до сих пор в одном помете встречаются разнокалиберные щенки, что доказывает еще не вполне установившийся тип. Было бы и странно, чтобы он мог вполне определиться при таком разнообразии требований и вкусов и отсутствии руководящей нити в виде сообща выработанного идеала современной псовой. Понятно поэтому, что последняя имеет еще много недостатков, подлежащих исправлению: распущенное ухо, хотя встречается редко, но нынешние псовые не так псовисты, они почти утратили волнистость псовины и характерные отчесы и муфту, сделались чрезмерно бочковаты и прямостепы, редко имея низко спущенные ребра и правильный верх, голени у них слишком прямы, пазанки чрезмерно длинны и недостаточно эластичны.
Между тем как исчезновение резвых накоротке густопсовых и курляндских псовых совершенно понятно и естественно, трудно объяснить себе причину вымирания чистопсовых. Правда, порода эта не могла еще называться вполне определенною и установившеюся и до сих пор не решено окончательно, произошла ли она от смешения псовой с английской или с восточной, или были две разновидности чистопсовых. Такие собаки, как Злорад кн. Черкасского могли иметь предком только англичанина, а не вислоушку. Не подлежит никакому сомнению, что в степи чистопсовая борзая пригоднее псовой, а что она лучше вымеска псовой с плохой вислоушкой, об этом нечего и говорить. Хороших английских борзых доставать теперь очень легко, да они и ладами и ушами более подходят к псовой, чем восточные борзые. Говорят, что псовая при скрещивании с английской утрачивает бросок, но, во-первых, это еще не доказанное предположение, а во-вторых, бросок при степной ловле не имеет большого значения и обыкновенно утрачивается сам собою. Можно только удивляться, что до сих пор почти никто из псовых охотников (кроме, быть может, гг. Апушкина и Мосолова) не занялся правильным, методичным скрещиванием английских с псовыми.
Переходим теперь к описанию как прежних, так и существующих пород русских борзых.
Выше мы видели, каким путем татарские kurtzi Герберштейна с пушистыми ушами и хвостом, скрещиваемые с легкою породою волкообразных северных собак, превращались в остроухих борзых с длинною псовиною. Подобное образование породы наблюдается и в настоящее время на Кубани, где также сталкиваются северные остроухие дворняжки с вислоухими восточными борзыми; только дворняжки эти, как более южные, не имеют длинной псовины, и кубанские борзые могут быть названы чистопсовыми. Что русские борзые XVII столетия все имели длинную псовину, доказывается сочинением фон Лессина (1635); хотя последний не упоминает об ушах, но из слов Левшина (начало XIX стол.) и Хомякова (в сороковых годах) очевидно, что большинство псовых еще имело стоячие или полустоячие уши. В XVII веке, несомненно, и не было других пород русских борзых, кроме описанной фон Лессиным, так как влияние хартов, приведенных поляками в Смутные времена*, не могло быть значительным и эти харты в смешении с псовыми не могли успеть выделиться в новую самостоятельную породу: образовавшиеся чистопсовые помеси с короткою псовиною, с подшерстком и уборною псовиною, обновляемые только псовыми, неминуемо возвращались через несколько поколений к прежнему коренному типу. В течение всего XVII столетия порода псовых блюлась, по-видимому, в чистоте и совершенствовалась главным образом в подмосковных областях, где сосредоточивались вотчины бояр и служивых людей.
* (...приведенных поляками в смутные времена... - В русской дореволюционной историографии так принято было называть события русской истории конца 16-го - начала 17-го в., от смерти Ивана Грозного (1584) до воцарения Михаила Романова (1613), в том числе польскую интервенцию.)
Рис. 9. Густопсовая борзая по Вышеславцеву ('Охотничий календарь')
В следующем столетии, когда значительная часть казенных земель на юге и юго-востоке была роздана заслуженным и чиновным дворянам, район псовой охоты значительно расширяется, вместе с тем начинаются частые скрещивания с польскими хартами, английскими и в особенности брудастыми борзыми, обратившими на себя внимание русских охотников своею злобностью. Результатом этого увлечения брудастыми была новая, промежуточная порода - курляндская псовая, с более благообразною наружностью. Тогдашние псовые охотники - русские бары и курляндские бароны - были недовольны резвостью брудастых и их внешностью и стали скрещивать их с псовыми, которые отняли у них усы и бороду, оставив злобность и силу, прибавили им резвости, в особенности пруткости, т. е. быстроты накоротке, передав также характерный для псовой бросок. Письма Салтыкова и Волынского и знаменитый волкодав (Зверь) князя Барятинского доказывают нам это увлечение брудастыми. Сам Зверь был уже продуктом смешения брудастого ирландского кобеля с псовой сукой.
Однако курляндская псовая, по-видимому, никогда не имела широкого распространения и составляла редкость даже в больших охотах; она была слишком неуклюжа, груба и неэлегантна в сравнении с красавицей псовой. Но прыткость и в особенности злобность ее были слишком заманчивы для охотников, а потому ими в непродолжительном времени была выведена новая порода псовых, отличавшаяся очень длинною, густою и волнистою, даже завитою псовиной, узкогрудых и низкопередых, с удлиненными задними ногами и сильно развитым верхом, красотою и прыткостью даже превосходивших старинную расу. Надо полагать, что густопсовая была создана в больших подмосковных охотах в конце прошлого века, так как о ней впервые упоминается только у Левшина. В его время это была уже, несомненно, если не преобладающая, то самая ценная порода. Губин говорит, что в начале этого столетия псовые (т. е. густопсовые) считались еще большою редкостью и продавались очень дорогою ценою в Польшу (см. выше).
Это первенствующее значение густопсовых продолжалось не более полустолетия. В течение этого времени они совершенствовались в красоте и длине псовины, пруткости, броске и злобности. Но чрезмерное увлечение псовиною и пруткостью, а главным образом островная езда и постоянная травля из-под гончих на коротких перемычках, ведение породы в близком родстве при сортировке не по ладам, а по резвости имели результатом быстрое вырождение. Густопсовая была всегда борзою крупных бар и велась, стало быть, псарями почти без наблюдения и контроля владельца охоты. Явилась чрезмерная лещеватость, уродливая остростепость, порочный зад и слабосилие. Такие собаки, конечно, совсем непригодны для охоты внаездку в открытых местностях. Псовые охотники средних черноземных губерний не могли быть довольны "короткодухими осетрами", "чехонными псовыми" и были вынуждены необходимостью мешать их с горскими, крымскими и хортыми борзыми. Успехи Сердечного, а позднее Отрадки на московских садках были причиною того, что к 50-м годам почти все русские борзые - и псовые, и густопсовые, курляндские псовые - перемешались с вислоухими восточными, образовав новую разновидность, вернее две разновидности, - чистопсовых борзых, названных так в отличие от прежних псовых, и густопсовых. Самое название "чистопсовые" встречается в печати только с сороковых годов. Эти чистопсовые не составляли, по-видимому, никогда вполне определенной самостоятельной породы, так как имели смешанные и непостоянные признаки, приближаясь то к хортым, то к восточным, а всего чаще к псовым борзым, которыми постепенно и поглощались, мало-помалу утрачивая короткую псовину и распущенное ухо. Вместе с псовыми и остатками густопсовых эти разновидности чистопсовых образовали современную псовую, уже несколько отличную от прежней псовой конца прошлого и начала нынешнего столетия.
Рис. 10. Современная псовая. Лебедь императорской охоты ('Охотничий календарь')
Таким образом, из 3 или 4 постепенно образовавшихся рас русских псовых борзых в конце концов выделилась одна порода - современная псовая, с довольно еще смешанными и неопределенными наружными признаками и внутренними качествами. Для того чтобы вполне выяснить и установить эти признаки, составить себе идеал псовой борзой, необходимо предварительно ознакомиться со всеми, хотя бы исчезнувшими, расами, как они описываются старинными и современными охотничьими писателями, начиная с фон Лессина и кончая Губиным.
Вот что говорит фон Лессин о статях борзых в своем "Регуле, принадлежащем до псовой охоты" (1635):
"Вначале голова сухая и продлинноватая, без перелома. Щипец ту же длину имеет, без подуздины. Зазор (глаза) навыкате. Степь или наклон - облая, о соколке (груди) не описую... Ноги передние прямые без поползновения, также и задние. Правило длинное, в серпе, псовина и лисы вподобие вихров. Псовина длинная висящая, какая бы шерсть не была, наподобие кудели. Ноги передние вывернуты лопатки назад. Ребра ниже щиколоток (?). Ногти, как у передних, так и задних ног, короткие и крутые, чтобы так как башмаком стучать должны. Ноги, как передние, так и задние, сухие. О степи не описываю - облая или шатровая, а доказываю только о ребрах и о черных мясах - чтобы черные мяса крутые, отвислые вподрез (?). У кобеля подборы (перепонка под пахом) тонкие и натуге, притом не отвислые. У сучки черные мяса лучше продлинноваты(е), мочи (помочи - то же, что подборы) крепкие, хотя несколько помочи и отвислые, да притом же были и крепки. Мышки бы (у суки) круглые и крутые, соколок был бы острый и пригнулся бы несколько книзу. У кобеля продлинноватые мышки*, высокие и крепкие, а соколок, хотя и остр, только надлежит (ему) быть кверху или прямо. Вощечку быть крепкому, как сзади, так и впереди. Ширину между крестцов - чтобы четыре пальца свободно укладывались. Ребра низкие, свислые, притом же плотные. Кобелю должно наперед упасть, а суке должно быть в колодке".
* (Мышками фон Лессин называет "выше от колена до степи", вероятно, место от локотков до загривка.)
Описание борзых в книге Г. Б. "Псовый охотник" (1785), перепечатанное затем во 2-м издании (1791) "Совершенного егеря", относится, очевидно, к хортой борзой*.
* (Это видно из предисловия, в котором Г. Б. (не Григорий ли Барятинский, обладатель Зверя?) говорит, что его труд - перевод с польской (рукописной) книги, а также из самого описания.)
"Борзых резвых и цепких узнать по статям, а именно: голова сухая, длинноватая и клинчатая; щипец длинный и тонкий, глаза большие и хорошие, ноги сухие и жиловатые, в пазанках сжатые и узковатые, не лаписты и разноперсты, но чтобы утыкала (ногтями) в землю; ребра долгие, плотные и ниже локотков и были бы бочковатые; задние ноги потянулись, черные мяса велики, толсты и крепки; правило серповатое и в себе бы было свободно, широкая в груди и локотках, крепкого тела, не узка и не кругла, сверху была бы широка, не переляка и не очень долга; а кобель что круче и короче, то красивее. Суке борзой должно быть статной и широкой; хотя которая и крутая, только бы в себе была широка, хороша и не переляка, крепка, довольных черных мяс, головы сухой, острых глаз, щипца и шеи длинной, правило серповатое, не слабых ног и не лещеватых и узких ребер".
В начале этого столетия о борзых писал Левшин в своей "Книге для охотников" и позднее в "Всеобщем и полном домоводстве" (ч. XII). Описания пород и статей борзых не отличаются у него точностью. "Впрочем, ныне породные собаки редки, - говорит он, - ибо охотники сделались непостоянны и одной известной породы не держатся, а блюдут лучших сук с кобелями резвыми, хотя неизвестной породы; а оттого и выходят от собак само по себе резвых порода и дети негодны.
Рис. 11. Современная псовая. Коротай Мюра ('Охотничий календарь')
О статях борзых собак, поелику оных очень много (?) пород, определить трудно; ибо каждая порода имеет свою оценку, да и сами охотники не очень в том согласны между собой. Однако же вообще приметы красивой и резвой собаки состоят в том, что она должна иметь длинную, суховатую голову, тонкий щипец (носовую часть), не быть подузда... Далее, шея у нее должна быть длинная и гордая, степь, или хребет, длинный и широкий, особливо же у суки, ибо кобель не столько длинный считается красивейшим. От борзой собаки требуют, чтобы она была поджара и сухопара, но притом ребриста и широка в груди, противное чему означает собаку слабую. Сарновая кость, т. е. длинные последние ребра считают за признак резвой и сильной в полях собаки. Правило должна иметь она длинное с густою псовиною, прямо висящее и кверху в кольцо загнутое. Ноги... сухие, не мясистые, прямые, чтобы концы оных не поползли, т. е. не выгнулись бы вперед; зацепы (лапы) малые, сжатые, как у зайца-русака, и чтобы опирались они на коготках".
Длинная и гордая шея, длинный и широкий хребет с широкою грудью и, наконец, правило, в кольцо загнутое, - признаки не псовых, а хортых и восточных или, во всяком случае, мешаных борзых. Это видно и из описания мастей борзых.
"Шерстьми борзые собаки бывают разные, как то: белые, половые, красные, муругие, то есть красные с черным щипцом и черными концами ног, черно-пегие, полово-пегие, красно-пегие, серо-пегие; бурматно- и чубаро-пегие, серые и чубарые, когда они полосаты и в полосах находится больше серого и желтого".
Далее: "Сука, имеющая кобелиные стати, считается красивою и резвою. Что надлежит до ушей, то оные у псовых собак должны быть подняты вверх, а у хортых обвислые..."
Почти то же, в сущности, говорит Левшин в своем "Всеобщем и полном домоводстве". Упомянув о четырех главных русских породах (густопсовых, псовых, курляндских и хортых борзых), он говорит далее: "К складным, или красивым, статям кобеля борзого потребно, чтобы имел он голову чистую с длинным щипцом, огнистыми и ясными глазами и бодрыми ушами, длинный скамьистый стан, однако ж без переележины; правило длинное, прямо висящее, или хотя кольцом на конце вверх загнувшееся, но не свислое в сторону; ноги сухие, жилистые, и персты у оных сжатые, как бы на ногтях стоящие или опирающиеся. Чем больше персты у собаки сходствуют к русачьим, признак ее резвости; когда же, говоря по-охотничьи, ступни у ней поползли, персты кривы и раздвинуты, значит собаку слабую. Сука борзая при всех вышесказанных статях должна иметь голову сухую и длинную; стан короткий красивее в кобеле, а у суки же должен быть длинен. Как у кобеля, так и суки борзой вислые уши составляют безобразие. Должно, чтобы только концы оных загибались вниз, как бы были заломлены. Широкие ребра составляют признак сильной собаки; равным образом и широкая грудь. У которых собак задние ноги длиннее передних, таковые резвее скачут в гору, а у коих длиннее передние (!), таковым способнее ловить под гору. Имеющие же передние и задние ноги равной (?) меры бывают способны к ловле по плоскоместью. Редко удаются резвые собаки (!) из тех, у которых зад бывает выше переда в лопатках".
В начале сороковых годов писали о борзых только известные А. Д. Хомяков и Н. Реутт, но описания их не дают более точного понятия о породах русских борзых и их ладах. Хомяков* сравнивает английскую борзую с густопсовою и крымкою: "Английская борзая имеет свои добрые качества и может быть полезна в помеси, чтобы исправить недостатки наших доморощенных пород: она увертлива на угонках, довольно красива, отличается иногда полнотою черных мяс и тетивою, но почти никогда не имеет хороших ребер, до локотков, и редко имеет хорошую степь, т. е. совсем без переслежины; наконец, она далеко уступает пруткостью и даже красотою склада нашей густопсовой, а силою и крепостью ног с крымаком не может тянуться. Кажется, вообще можно сказать, что, имея дома такие типичные породы и с такими разнообразными достоинствами, как густопсовая с ее различными оттенками, клоками (которых мы также причисляем к густопсовой), бурдастыми и прибурдями, и горскую с ее бесчисленным разнообразием, нам не для чего искать породы заграничной и что искусный охотник может составить помеси, соединяющие в себе всевозможные совершенства.
* (Статья "Спорт", напечатанная сначала в "Москвитянине" 1874 года, № 2, затем в собрании сочинений и перепечатанная в "Ж. импер. общ. охоты"*, 1876, январь ("Мнение Хомякова об охоте").)
* (...овчарки кавказских татар... - В дореволюционной литературе татарами часто называли различные народности тюркоязычных мусульман. В данном случае Л. П. Сабанеев имеет в виду, вероятнее всего, народности Дагестана.)
Точно так же, как граница римского или германо-романского мира определяется борзыми с острыми, назад откинутыми ушами, а мир ислама вислоухими, так и мир славянский может гордиться своей самобытной породой. Густопсовая принадлежит, очевидно, области лесной: она уступает соперницам в силе, т. е. в дальней поскачке, но превосходит их своею почти баснословною пруткостью накоротке; она рослее, гораздо красивее, несравненно сильнее в боевой схватке, злобнее на дикого зверя и в то же время послушнее. Ее отличительный признак - прямое ухо, поднятое кверху, как будто настороже, т. е. по пословице: держи ухо востро".
Реутт ничего не говорит о статях и отличиях русских пород между собою, но делит русских борзых на густопсовых и чистопсовых. "Псовая значит борзая, в прилагательном относящееся собственно к собаке, во-вторых, служит сокращением псовистой. Таким образом, произнося псовистая или псовая борзая собака, мы определяем собственно тип русской борзой собаки; виды ее по количеству псовины определяются выражениями густопсовая и чистопсовая собака, подразумевая под этим борзых. Отличительный характер густопсовой собаки составляет длинная шерсть, или псовина, иногда в завитках по всему туловищу и оконечностям, кроме щипца, головы, ушей и лап. Чистопсовая собака не опушена псовиною по туловищу, но имеет ее на правиле висячею, на краях черных мяс, ног и по бокам шеи расположенную гребнем".
Первое подробное и обстоятельное описание русской борзой, именно густопсовой, дано А. С. Вышеславцевым, писавшим позднее под псевдонимом Старого Охотника в "Журнале охоты" Мина 1862 г. (август, стр. 3-11, "Псовая собака"). Описание это было дополнено автором почти 20 лет спустя ("Прир. и охота", 1880, VI), уже после выхода в свет "Записок псового охотника Симбирской губернии" П. М. Мачеварианова (1876), составивших эпоху в литературе псовой охоты. Мачеварианов принимает четыре вида (?) псовых собак - густопсовых, обыкновенных псовых, курляндских псовых и чистопсовых. Описания ладов этих пород, однако, весьма поверхностны и даже сбивчивы, так как главное отличие между ними оказывается в псовине:
- "Густопсовая собака имеет длинную густую, шелковистую псовину в четверть, в крутых завитках, преимущественно на шее, над передними лопатками, на боках, на мочах, на черных мясах, на гачах и в особенности на правиле. Цвет псовины кровных густопсовых был, по рассказам стариннейших охотников, белый, черный (?), серый, черно-пегий и серо-пегий; но теперь встречаем муругих, красных, половых, черных с подпалинами, бурматных и всех означенных мастей пегих...
- Обыкновенные псовые собаки имеют густую, волнистую псовину в вершок по всему корпусу; большие ровные отчесы, бакенбарды и длинную волнистую уборную псовину, особенно на правиле, доходящую до четверти и более... Псовина обыкновенных псовых собак бывает различных мастей...
- Курляндские псовые имеют голову, уши, горло, передние ноги от локотков, задние от голенного мускула и правило атласисто-гладкие, как у левреток; а все прочее тело покрыто псовиною в самых мелких завитках, как у молодого кровного пуделя. Собаки эти были рослые, крепкие, злобные, сильные и необыкновенно резвые. Из них преимущественно выраживались лихие. Ныне их не только трудно иметь, но даже встретить, разве в Курляндии...
- Чистопсовые, как должно предполагать, происходят от дальнего смешения псовых с хортыми или псовых с крымскими собаками. Псовина на них низкая, плотная, шелковистая и гладкая; отчесы густые, идущие по бокам шеи гребнем. Уборная псовина не волнистая, а прямая и редкая, как страусово перо... Цвет псовины курляндских и чистопсовых собак одинаков с прочими псовинами..."
Книга Мачеварианова вызвала оживленную полемику между псовыми охотниками и многие очень дельные замечания, а также более обстоятельные описания признаков старинных пород псовых. Лучшее описание густопсовой со всеми присущими ей достоинствами и недостатками, как сказано выше, дает А. С. Вышеславцев*, описывая борзых тридцатых годов своего брата - Сорвана и Милотку - идеалы красоты псовой собаки.
* ("Прир. и охота", 1880, стр. 114-117, июнь. "Идеалы псовых собак".)
"Ростом Сорван был 17 вершков, Милотка была среднего роста с небольшим верхом; шерсть у обоих белая, шелковистая, волнистая, местами с завитками; глаза большие, темно-карие, ласковые; лапы в комке, с длинными пальцами. Уши лежали всегда концами вместе на затылке и даже скрещивались, когда собак брали на свору; лоб продолговатый, узкий и едва заметным уступом сходил на переносицу, образуя грациозный профиль греческих античных статуй; щипец до того сухой, что ясно были видны формы и направление костей и главные вены, и к носу несколько наклоненный книзу, без чего щипец походил бы на лисий или волчий. Шея, сравнительно с английскими собаками, была недлинная и поднималась от лопаток вверх не так прямо, что было у всех породистых псовых тогдашнего времени. Зарез (как у лошадей на затылке) меньше, чем у английских. Спина с крутым верхом, с сильными почками, но не такая широкая и полная, как у английских собак, и всегда пирогом, т. е. с заметными позвонками, несмотря на густую и длинную шерсть. Ребра отнюдь не бочковатые, как у английских и некоторых горских собак, но очень длинные, пониже локотков и с большим расстоянием одно от другого, что при короткости собаки почти уничтожало пахи; достаточное же расстояние между ребрами как у собаки, так и у лошади дает животному возможность сильно сгибаться и разгибаться на скаку. Зад широкий и несколько свислый, что способствует заносить дальше под себя задние ноги; прямой крестец - плохая рекомендация для скаковой лошади и борзой собаки. Ноги, особенно задние, Сорван держит всегда, так сказать, под собою, а не за собою сзади; так же держат их олени, дикие козы, зайцы. Задние ноги несколько изогнуты, не совсем прямые, отчего они длиннее, так как изогнутая линия длиннее прямой; до лучковатых ног еще далеко; с прямыми задними ногами редко хорошо скачут и лошади и собаки. Мускулы на задних ногах (черные мяса) и плечах были длинны, но не выпуклы; у английских собак, напротив, они коротки и очень выпуклы; первое дает быстроту, второе - способность продолжительной скачки, что замечается у английской скаковой лошади. Грудь не шире ладони, так же как у волка и дикой козы, и если некоторые охотники ищут у борзых широкой груди и выпуклых мускулов, то очень ошибаются. Хвост (правило) был не серпом, но саблей, что, конечно, много грациознее, и недлинный, как у многих сырых собак, но не доходит до земли вершка на два по крайней мере... Эти стати и были, по свидетельству охотников семидесятых годов (моего деда, отца и других старых охотников) прошлого столетия, статями чистокровных псовых борзых. "Кобель должен умещаться в равностороннем четырехугольнике (квадрате)", - говорил один из наших известных старинных охотников (т. е. холка, концы пальцев передних ног и пятки задних должны составлять равносторонний четвероугольник, из которого выходит только часть шеи и голова); сука значительно длиннее; если она с некоторым верхом, то грациознее".
Как видно из описания, а также предыдущих статей того же автора, последний имел в виду исключительно густопсовую борзую. О псовых собаках вообще, как старинных, так и современных, писали кроме Вышеславцева очень многие охотники (Н. Челищев, Н. Д. Ступишин, С. С. Кареев, Н. П. Ермолов, Блохин, В. Озеров, Д. П. Вальцов и некоторые другие), но мнения этих охотничьих авторитетов будут приведены далее, в общем описании статей всех псовых, а теперь мы приведем почти дословно описания чистопсовых, псовых и курляндских псовых, даваемые П. М. Губиным в его замечательном "Руководстве ко псовой охоте" (1890), которое во всех отношениях надо поставить гораздо выше мачевариановских записок, хотя автор, увлекаясь полемикой, в свою очередь, впадает в крайности и противоречия. Так, например, Губин густопсовых вовсе не признает породою, и коренною русскою породою борзых, о чем было уже упомянуто выше, считает чистопсовую. Тем не менее его описания чистопсовой и курляндской псовой, можно сказать, единственные и притом весьма подробные и обстоятельные.
"О чистопсовых борзых собаках. Самою древнейшею и сообразною нашему климату породою русских борзых была порода собак кровная чистопсовая. Название же этой породы борзых образовалось, как я уже сказал, от слова "чистый пес", в смысле чистокровности, чистопородности и чистоты собаки по виду, т. е. элегантности, пропорциональности частей и необыкновенной красоте ладов ее. Вследствие чего старинные псовые охотники, убедившись при этом в изумительной резвости этих собак, необыкновенно дорожили ими и тщательно вели породу этих чистых псов, которая и сохранилась на Руси до наших времен под названием чистопсовых борзых.
Чистопсовую борзую собаку старинные знатоки, псовые охотники, сравнивали относительно кровности с кровною арабскою лошадью и поясняли это тем, что в пометах от кровных чистопсовых отца и матери дети-сюрпризы (как нынче называют) никогда не выраживаются, а я утверждаю, что и не выраживаются.
По виду чистопсовая кровная борзая должна быть красоты неописанной; чрезвычайно пропорционально сложенная, элегантная. Такая собака никогда не должна быть очень крутою и короткою, т. е. в комке, а скорее длинною, не исключая и кобелей. Кобель должен быть непременно с верхом, а сука - прямостепая и непременно с самой легкой напружиной, т. е. чтобы степь слегка была выгнута кверху вроде небольшого вершка, едва заметного у суки.
Голова чистопсовой борзой должна быть небольшая, правильная, чрезвычайно сухая, продолговатая, с пропорционально длинным правильным щипцом; с блестящими, темными или черными, всегда веселыми навыкате глазами.
Уши чистопсовой борзой должны быть маленькие, узкие и продолговатые и правильно поставленные: должны в спокойном состоянии собаки непременно лежать на затылке вместе, как бы соединяясь концами, и только в тревожном состоянии собака ставит их конем, а иногда бывает и с приподнятым ушком, словом, уши чистопсовой борзой должны быть непременно в откладе и с правильным их зарезом.
Ноги чистопсовой борзой должны быть сухие, костистые; лапа русачья, продолговатая; задние ноги потянулись, с правильным постановом их, т. е. не очень прямы и не очень лучковаты и зацепами утыкались бы в землю; задние пазанки средней величины; передние ноги должны быть прямы, как бы подобраны под собаку и стоять должны на коготках, как бы слегка суживаясь от локотков к земле в лапах, если смотреть на собаку спереди.
Грудь выпуклая, полная, так что соколок груди не образует в стоячем положении собаки по сторонам своим глубоких западин. Ширина груди должна быть пропорциональна ширине зада и вообще ширине собаки, которая, если смотреть сверху, должна казаться собакою широкою и длинною. По выражению старинных охотников, о чистопсовой борзой в книге под заглавием "Псовый охотник", издание 1728 (?) г., говорится так: "Не узка и не кругла, была бы сверху широка"*.
* (Сравни описание ладов борзой к Г. Б. "Псовый охотник" 1785 г. Выше мы уже говорили, что существование издания 1728 года весьма сомнительно.)
Шея чистопсовой борзой есть отличительный признак ее чистокровности и непременно должна быть длинная и конистая, как у кобелей, так и у сук.
Ребра бочковатые, но не особенно низкие и не высокие, во всяком случае, не выше локотков. Подхват тонкий, хороший.
Правило чистопсовой борзой составляет исключительный признак чистокровности ее и поэтому непременно должно быть в чистом серпе, всегда весело приподнятое в рыску и главное "в себе было бы свободно". Длина правила должна быть такой меры, что когда пропустить его между задних ног собаки и вывести из-под брюха сбоку наверх, то чтобы последний хвостовой позвонок мог прикрыть первый с того бока маклок; такой длины правило будет всегда пропорциональным росту собаки и всегда будет красиво; более короткое или более длинное правило для чистокровной чистопсовой борзой будет составлять уже недостаток, не говорящий в пользу ее чистокровности.
Плечи полные, мускулистые. Движение в локотках свободное. Соколок груди должен выдаваться из-за плеч вперед. Черные мяса полные, хорошие.
Псовина чистопсовой борзой должна быть короткая, немного длиннее, чем у крымской борзой, но только необыкновенно мягкая, блестящая и в зимнее и осеннее время имеющая густой, пушистый подшерсток. Уборная псовина, привесь и отчесы не особенно редки и при этом неравномерно распределены, а именно: уборная псовина на гачах сравнительно очень длинная, достигает полуторавершковой длины, волнистая или, вернее, вилая, с густым подшерстком у основания и красиво вниз висящая пушистыми шелковистыми прядями; на нижней стороне ребер и подхвате без заметного подшерстка, но достаточно густая, шелковистая, прямая, постепенно удлиняющаяся с половины ребер и пахов книзу, никогда не превышает внизу одновершковой длины; на шее кругом головы едва превышает полувершковую длину обыкновенной псовины чистопсовой борзой и лежит гладко, волнообразно; отчесы небольшие; привесь на правиле полувершковой длины, шелковистая, прямая и не очень густая, висящая с нижней стороны правила, тогда как верхняя часть правила покрыта короткою вилою псовиною; вследствие чего правило должно казаться тонким, постепенно утончающимся от прочного основания к концу; на передних же ногах с задней стороны шелковистая редкая привесь не превышает длины одного вершка. Псовина на голове, начиная от ушей и шеи, и на ногах спереди должна быть приблизительно длины мышиной шерсти, блестящая и атласисто-гладкая.
Настоящий окрас чистопсовой борзой: белый, половый всех теней, полово-пегий и муруго-пегий... Линька у чистопсовой борзой начинается с первых чисел мая и в течение двух месяцев оканчивается совершенно, так что к 1-му июля здоровая (т. е. не больная) собака должна окончательно перебраться, сбросив с себя всю старую псовину.
Рост чистопсовой борзой средний.
Характер вежливый, ласковый, веселый, смирный и настойчивый в полях.
Рыск веселый, передний и всегда на рысях.
Резвость чистопсовых борзых баснословная как накоротке, так и в полях; хотя в силе с горскими и крымскими они сравниться не могут, но тем не менее уходу русаку от чистокровных почти быть не может на том основании, что по причине их шеистости они очень поимисты и потому более двух-трех угонок русаку не дают никогда, а чаще ловят русаков без угонок. При этом очень зорки, азартны и злобны, но никогда не волкодавы, хотя травят волков и чистопсовыми борзыми, так же как травят их и крымскими".
Судя по описанию ладов чистопсовой, надо полагать, что г. Губин имел в виду вполне установившуюся породу чистопсовых, происшедшую от скрещивания псовых с английскими борзыми старого типа, вероятно, еще в конце или средине прошлого столетия. Мы знаем из писем Салтыкова и Волынского, что в пятидесятых годах прошлого столетия английские борзые не составляли у нас редкости и очень уважались многими псовыми охотниками. Нечего и говорить, что теория чистокровности чистопсовых не выдерживает никакой критики.
"О псовых борзых собаках. Второю установившеюся веками породою русских борзых, но позднее(?) первой (т. е. позднее чистопсовой породы) следует считать породу кровных псовых собак.
Порода псовых собак образовалась от меси чистопсовых с курляндскими борзыми собаками, и поэтому относительно кровности псовую борзую можно сравнить с кровным орловским рысаком, а псовая русская борзая выведена старинными знатоками - псовыми охотниками, не оставившими, к несчастию, потомству своих имен, но тем не менее с достоверностью можно утверждать, что порода псовых русских борзых в начале 1800 годов считалась еще большою редкостью, так как в те времена помещик Тамбовской губернии Шацкого уезда Павел Ермолаевич Мосолов, обладая настоящими псовыми борзыми, продавал их в Царство Польское по баснословно дорогой цене для того времени, а именно: по семи и десяти тысяч рублей на ассигнации за собаку... и что порода псовых борзых есть выведенная, то доказывается тем, что в пометах от кровных псовых собак всегда и прежде выраживались сюрпризы; так, например, от кровных, в завитках, красавцев псовых отца и матери некоторые щенята выраживались голошерстными и наоборот...
По виду кровная псовая борзая должна быть громадна, мощна, псова и свирепа. Пропорционально сложенная, такая борзая если это кобель, то должен быть крутой, с верхом, страшной ширины и в комке точно сбитый, а сука прямостепая, широкая, с богатырскою колодкой и длинная, но не перелякая, не растянутая и без всякой переележины.
Голова псовой борзой должна быть большая, сухая и костистая, с длинным, здоровым, ровным щипцом и никак не вострощиповата, т. е. не тонкорыла или, как говорят, кувшинница; вообще голова псовой борзой не должна представлять пряничной головки, словом, голова псовой борзой должна быть очень правильная, но в увеличенном пропорционально росту размере против чистопсовых собак. Лоб средний, не очень широк и не узок; глаза очень большие, свирепые, со слегка отвислыми нижними веками, из-за которых должен виднеться кровавый белок страшного глаза.
Уши псовой борзой должны быть в откладе, так же как у чистопсовых, небольшие и даже немного крупнее, при этом могут быть в чепце или без него, стоячими конем или с приподнятым ушком, но всегда в спокойном состоянии в откладе, и чем ухо псовой борзой имеет правильней зарез, тем лучше; это означает, что такая псовая борзая выродилась ближе к типу чистопсовых собак; с распущенным ухом, но только в слабом виде распущенности могут быть псовые борзые, выродившиеся ближе к типу собак борзых курляндской породы, что хотя и не доказывает непородности псовой борзой, как и все упомянутые разновидности постанова ушей у псовой собаки, но тем не менее уменьшает красоту собаки; большая же распущенность уха у псовой борзой (т. е. мешаное ухо), несомненно, должна служить доказательством грубой меси собак.
Ноги прочные, мускулистые и крепкокостистые; при этом должны быть сухи так, чтобы на костях через кожу видны были жилы; пазанки средней величины пропорционально росту собаки, и задние пазанки должны быть скорее высоки, т. е. длинны, чем низки; лапа большая, продолговатая, с сухими, плотно прижатыми друг к другу костистыми пальцами; передние ноги от бочковатости ребер и ширины груди должны быть обращены лапами как бы внутрь и, слегка суживаясь в оконечностях, стоять должны прямо, как натянутые струны; задние ноги должны быть скорее лучковаты, чем прямы, но непременно правильно поставлены, т. е. не вразмете и не лыжеваты: стоять псовая борзая должна на коготках, как и всякая хорошая борзая собака.
Грудь широкая, но не выпуклая; грудные западины довольно глубоки; соколок груди едва выдается из-за плеч.
Шея длинная, но еще лучше, если конистая, как у чистопсовых.
Ребра очень низкие, ниже локотков пальца на три и бочковатые, так что на загривке собаки (т. е. над передними лопатками) должна свободно укладываться ладонь; ширина зада так велика, что между маклоками можно укладывать семь пальцев, и вообще зад должен быть шире переда.
Подхват хороший, высокий, необходимый для собаки с верхом.
Правило псовой борзой должно быть длинное, прочное в основании и к концу тонкое, в спокойном состоянии собаки опущенное книзу и только в рыску приподнятое в чистом серпе. Длина правила у псовой борзой определяется таким же способом, как у чистопсовой, только правило псовой борзой должно быть немного длиннее правила чистопсовой, т. е. чтобы последний хвостовой позвонок мог при измерении только доставать до позвоночного столба и ни в каком случае не далее, так как более длинное правило или более короткое, чем у чистопсовой, будет составлять уже большой недостаток, не говорящий в пользу чистокровности борзой псовой породы.
Плечи полные, мускулистые. Движение в локотках свободное. Соколок груди едва выдается из-за плеч вперед.
Черные мяса огромные, полные, с страшно развитою мускулатурой и крепкие.
Псовина псовой борзой должна быть длинная, приблизительно двухвершковой длины, притом редкая, не густая, всегда мягкая, как шемаханский шелк, и непременно блестящая, серебристая, одинаково длинная как на ребрах, мышках, шее, так и на спине; уборная псовина, привесь и отчесы много длиннее обыкновенной; так, например, уборная псовина на гачах нередко достигает четырехвершковой длины, с густым подшерстком, и висит вниз волнообразными шелковистыми прядями; на нижней стороне ребер и подхвате - очень редкая, без заметного подшерстка и никогда не превышает двух с половиною вершков длины, и то только в самом низу, так что на взгляд это удлинение против обыкновенной псовины должно быть почти незаметно. Отчесы у кобелей иногда бывают громадные и нередко достигают 4-вершковой длины; у сук же отчесы бывают преимущественно одинаковой длины с обыкновенною псовиной и редко превышают ее. Привесь на правиле от трех до четырех вершков длины, висящая вниз с нижней стороны правила и всегда, за очень редкими исключениями, прямая, шелковистая; волнообразная привесь встречается очень редко; с верхней стороны правила псовина должна быть короче обыкновенной и, постепенно укорачиваясь к концу правила, только у основания его всегда бывает в завитках или волнообразною; на передних же ногах с задней стороны шелковистая редкая привесь не должна превышать длины обыкновенной псовины. Псовина на голове, начиная от ушей и шеи, и на ногах спереди должна быть очень короткая, в виде мышиной шерсти, и немного только от глаз к ушам крупнее, но непременно блестящая и атласисто-гладкая. Вообще псовина борзых псовой породы бывает трех сортов, а именно: прямая, вилая, т. е. волнистая или волнообразная, и в завитках. По этим видам псовины и выражаются охотники о псовых собаках так: "Прямопсовая; с вилою псовиной; с псовиною в завитках". Все эти разновидности псовины происходят у псовых борзых вследствие того, что собака если выраживается ближе к типу курляндских борзых, то бывает с вилою или в завитках псовиною, если она выродится ближе к типу чистопсовых собак, то бывает с псовиною более прямою. И поэтому ни одна из этих трех разновидностей псовины у борзых псовой породы не исключает их чистокровности, при одном только условии, чтобы псовина эта была не густа, т. е. не шерстиста, так как шерстистость, густопсовость всякой борзой есть неизменный признак грубой меси в собаке и доказательство подмеси крови овчарных или дворных собак.
Настоящий окрас псовой борзой: белый, бледно- или красно-полово-пегий, серо-пегий и муруго-пегий.
Линька борзых псовой породы составляет главную их особенность и заключается в том, что кровная борзая псовой породы начинает линять с апреля месяца и продолжает линьку до половины сентября, совершенно незаметно для глаз неопытного охотника; она никогда не вылинивает сразу, а теряет псовину постепенно, по волоску, так что вида своего не изменяет и во время линьки, чего никак не может быть с грубомешаными псовыми и других пород собаками.
Рост борзой псовой породы крупный. Характер энергичный, но скоросый и свирепый. Рыск передний или у стремени; походка гордая и как бы с иноходью".
Очевидно, г. Губин описывает здесь не псовую, а разновидность густопсовой, более грубых и широких ладов, т. н. волкодавов, отличавшихся силою и свирепым характером; весьма сомнительно, однако, чтобы эти волкодавы имели длинную шею и отвислые нижние веки. Более нежели странно утверждать после напечатания "Регула" фон Лессина, что псовая борзая - порода недавнего происхождения, образовавшаяся от смеси чистопсовой с курляндской, и совершенно отрицать существование густопсовой, которая, в действительности происходя от смеси старинных псовых с курляндскими псовыми, именно отличалась густою псовиною, унаследованною ею от последних.
"О курляндских борзых собаках. Курляндские борзые представляют собою самый крупный тип собак изо всех пород борзых, известных у нас в России.
По виду курляндская борзая страшна и как бы неуклюжа. Движения ее походят как бы на движения медведя, бегать рысью она никогда почти не могла, а рыскала иноходью, с развалом или напрыгом, а поэтому курляндская борзая при громадной своей величине, необъятной ширине зада, страшной низкопередости и общей сыроватости, при понуром ее виде, казалось бы, ничего не должна обещать по виду в пользу своей резвости, но тем не менее необыкновенная правильность ее частей, в отдельности взятых, дает ей возможность быть страшно резвой, но только на очень коротком расстоянии. Вообще курляндские борзые, как кобель, так и сука, должны быть с верхом: зад много выше и шире переда, вследствие чего при крутом верхе собаки и большом ее наклоне к переду она должна быть всегда низкопереда.
Голова курляндской борзой прилобиста и сыра, с продольною впадиною (лощинкою) посредине лба; щипец длинный, здоровый и правильный; лоб средний, скорее широк, чем узок; глаза большие, свирепые.
Уши средней величины, скорее велики, чем малы, узки, продолговаты и постоянно в откладе лежат по обеим сторонам головы, вдоль шеи. При этом в возбужденном состоянии собаки курляндской породы никогда ушей не ставят во всю их длину, а только как бы вздергивают их кверху, причем кончик уха свисает как бы назад и набок; но, несмотря на распущенность уха, никогда не поворачивают их кпереду, свесив и запрокинув всю конечную половину уха наперед, как это делают борзые мешаной породы.
Ноги прочные, сухие и крепкокостистые: главная особенность ног курляндской борзой заключается в том, что задние ноги много длиннее передних (сравнительно с размером ног борзых собак других пород); задние пазанки длинные; передние пропорциональны величине передних ног и скорее низки, чем высоки; лапа большая, продолговатая, но сравнительно с лапами борзых других пород круглее; передние ноги должны быть прямы, а задние лучковаты и слегка как бы вразмете, но так, чтобы это не составляло положительного недостатка или порока в собаке. Вообще постанов ног, и в особенности передних, должен быть правилен.
Грудь не широкая сравнительно с шириною зада; соколок груди не выдается из-за плеч, и грудные западины довольно глубокие.
Шея правильная.
Ребра низкие и бочковатые; ширина степи, крестца, и в особенности зада, необыкновенная. Зад много шире переда.
Подхват хороший, высокий, необходимый у собак с верхом.
Правило курляндской борзой очень длинное и ровное, так что при измерении длины правила способом, указанным выше, последний хвостовой позвонок, проходя через маклок, может соприкасаться с другим, противоположным маклоком, но не далее того; притом правило курляндской борзой во всяком ее положении должно быть опущено книзу и только в конце загибается немного кверху, изображая из себя как бы букву г; во время же скачки за зверем курляндские борзые отделяют правило так же, как и всякие другие борзые собаки.
Плечи полные, мускулистые. Движение в локотках свободное. Соколок груди не выдается из-за плеч вперед или иначе, не заметен.
Черные мяса огромные.
Псовина курляндской борзой должна быть длинная, приблизительно двухвершковой длины, и вся в мелких завитках, притом совершенно равномерно распределена по всему корпусу собаки, за исключением кобелей, у которых псовина на шее, постепенно удлиняясь к голове, нередко достигает трехвершковой длины и бывает с более крупными завитками, что и заменяет у кобелей отчесы; у сук же и этого не бывает, а потому псовина на всем корпусе у сук должна быть одинаковой длины. Главная особенность породы курляндских борзых та, что эта порода собак не имеет ни отчесов, ни привеси. Щипец и нижняя часть головы, а также ноги передние от локотков, а задние от колен покрыты очень короткою атласисто-гладкою и блестящею псовиною, как голова и ноги спереди у псовых и чистопсовых борзых; лоб, начиная от глаз до ушей, хотя покрыт такою же короткою псовиною, но уже псовина эта лежит волнообразно, переходя между ушей как бы в завитки, сливающиеся у ушей с завитками обыкновенной псовины; правило все кругом покрыто короткою волнообразною псовиною, как у двухмесячных щенят псовой породы. Вообще псовина курляндских борзых мягкая, шелковистая; но тем не менее грубее псовины борзых псовой породы.
Настоящий окрас курляндской борзой: серый, половый всех теней, муругий, чубарый и пегий означенных мастей. Окрас белый без отметин никогда у курляндских борзых мне не встречался.
Линька у курляндских борзых начинается с апреля месяца и продолжается до сентября, как и у псовых борзых, но только вылинивает курляндская борзая не так, как псовая; она линяет частями, так, например, прежде вылиняет шея, затем перед, а на заду держится еще старая псовина, и наоборот, и т. д., словом, курляндская борзая сбрасывает с себя старую псовину не по волоску, как псовая борзая, а частями*.
* (В этом она представляет большую аналогию с русскою степною овчаркою. - Л. С.)
Рост курляндской борзой - самый крупный, так что суки менее 17 вершков, а кобели менее 18 вершков встречаются как исключение.
Характер свирепый и притом понурый.
Рыск задний и у стремени, притом всегда напрыгом или иноходью с развалом, рысью же почти никогда.
Резвость курляндской борзой страшная, но только на очень коротком расстоянии; при этом курляндские борзые очень поимисты, чему способствует их низкопередость, а в схватке с волком они незаменимы по причине необыкновенной их силы, т. е. мощности и злобы".
Это описание курляндской псовой единственное* и, надо полагать, совершенно верное.
* (Несмотря на все старания, мы не могли найти ни одного печатного указания в немецкой литературе Остзейского края. Полагаем, однако, что в старинных усадьбах баронов должны сохраниться по крайней мере изображения этих борзых на картинах и портретах прошлого столетия.)
Собственно говоря, признаки всех псовых совмещены в большей или меньшей степени в современной псовой, которая нередко имеет склад чистопсовой, псовину волнистою и голову псовой или густопсовой. Поэтому всего целесообразнее рассмотреть в отдельности каждую часть тела всех пород псовых на основании описаний старинных и современных охотничьих авторов; затем из имеющегося и разобранного критически материала будет уже нетрудно составить приметы современной псовой. Начнем с головы.
Красота и правильность головы у борзой, как у большей части пород собак, главнейшее условие породистости. Породистой, кровной борзой, как замечает Д. П. Вальцов, можно скорее простить поползшие ноги, чем грубую и короткую голову. Кроме курляндской псовой, имевшей сравнительно широкий лобастый череп и сырой щипец свайкой, у всех русских борзых голова должна быть узка, суха и длинна; у старинных псовых и густопсовых череп был настолько узок, что уши у них скрещивались концами*, чего у современных никогда не замечается. Почти у всех русских борзых, отличающихся злобностью, головы сравнительно грубее и прилобистее, щипец короче и мясистее, т. е. с очень сильно развитыми жевательными мускулами; такое строение головы отчасти зависит от подбора, но едва ли не чаще происходило от подмеси ради увеличения злобности крови брудастых или же курляндских псовых.
* (Такое положение ушей встречается у согостырских (в устьях Лены) борзовидных лаек, употребляемых для заганивания оленей в тундре. Только уши у них скрещиваются, когда прижаты к шее; в спокойном же состоянии уши не соприкасаются.)
Как это ни странно, но до сего времени отношения размеров головы к росту и длине борзой, а также щипца (т. е. морды) к черепу с точностью неизвестны, так как никаких измерений не производилось и судьи руководствовались при оценке головы лишь глазомером, не у всех одинаково верным. Вообще голова псовой борзой относительно длиннее и уже в черепе, чем у английских, и приблизительно равняется росту собаки в загривке, а длина шипца должна равняться длине черепа или немного превосходить ее. Череп сверху плоский, овальной формы, не расширяющийся к затылку, а переходящий с небольшим закатом в сильно развитый и острый соколок*, точнее, затылочный гребень, причем, однако, затылок не отделяется от шеи, а незаметно переходит в нее. Квадратность или клинчатость черепа, также прямой срез к затылку - безусловно порочны. Надбровные дуги мало развиты, и лоб постепенно переходит в щипец без перелома, так что от самого затылка до конца морды (вощечка) выходила бы прямая линия. Поэтому допускается лишь едва заметная изложина посредине лба. Ермолов называет профиль головы псовой греческим в том смысле, что, если смотреть в профиль, линия лба и щипца представляется почти прямой, с незначительным возвышением у бровей и с впадиной между глаз.
* (Губин и большинство охотников называют соколком выдающуюся часть грудной кости, что правильнее. Ермолов и некоторые другие соколоком зовут затылочный гребень.)
У чистопсовых, происходивших от хортых, череп был всегда выпуклее, чем у происходивших от смешения псовых с восточными борзыми, голова которых мало отличалась от головы русских борзых. Самое главное, чтобы лоб не имел выпуклости и перелома, как у английской и курляндской псовой, а сливался бы со щипцом; однако небольшая прилобистость, придающая собаке более серьезный и угрюмый вид и своеобразную красоту, не может считаться пороком, равно как и легкая горбоносость. По справедливому замечанию Вышеславцева, "щипец, несколько наклоненный книзу, не так походит на волчий или лисий". Прилобистость, большею частью соединенная с горбоносостью, замечалась у трегубовских собак, у Чародея, ратаевской Злодейки и у большей части потомков последней, составляя весьма устойчивый признак некоторых отродий псовых и густопсовых в особенности. Но, само собою разумеется, излишняя горбоватость щипца, напоминающая баранью голову, очень некрасива и порочна.
Щипец должен равномерно утончаться к концу, иметь надлежащую длину и быть настолько сухим, чтобы на нем ясно виднелись формы личных костей и главные вены; подбородок до горла не мясист и покрыт нежной атласистой псовиной. Очень узкий, тонкий и сильно заостренный щипец, так же как маленькая голова, не свойственны псовым*. Острощипость почти всегда соединяется с подуздостью, т. е. укорочением нижней челюсти, вследствие чего верхние резцы находятся впереди нижних. Такое строение щипца составляет большой порок у всех собак, тем более у борзых, и бывает причиною непоимистости. Кроме того, подуздость, придавая щипцу борзой сходство с стерляжьим носом, крайне безобразит общий вид собаки, а потому считается всеми большим пороком, тем более что она большею частию является следствием ведения породы в близком родстве и передается в потомство. Точно так же порочен щипец слишком тупой, курносый с выемкой и так называемый щучий, т. е. широкий и плоский. Вощок (чутье) непременно черного или темно-коричневого цвета; светлый вощок - большой недостаток и служит признаком начинающегося вырождения; ноздри довольно широкие (раскрытые), чуть выдающиеся над нижнею челюстью.
* (Поэтому рисунок густопсовой, сделанный Вышеславцевым, с очень маленькой пряничной головкой совершенно не верен. Следует заметить, что у псовых сук, как у всех собак, голова относительно меньше и тоньше, чем у кобелей.)
Глаза. "У каждой кровной породистой, резвой и красивой борзой, какой бы породы она ни была, - говорит Мачеварианов, - глаз должен быть огромный, блестящий, навыкате". Это совершенно верно, так как неоспоримо, что изо всех чувств самое необходимое для борзой - зрение. "Зазор навыкате", говорил еще фон Лессин, но отсюда не следует, однако, заключать, что глаза должны быть выпуклы, так как выпуклость глазного яблока связана с близорукостью. Мачеварианов, а за ним Ермолов сравнивают глаз псовой с вальдшнепиным, но сравнение это весьма неудачно именно потому, что у вальдшнепа, как почти ночной птицы, глаза слишком выпуклы и круглы; кроме того, они имеют чересчур кроткое и даже глупое выражение. Гораздо вернее сравнить глаза борзой с соколиными, так как они должны быть ясными, блестящими и иметь тот острый взгляд или выражение, которое присуще хищным птицам. "Голова с огнистыми и ясными глазами" (Левшин). "Глаза горят, как агаты" (Челищев).
Хотя взгляд псовой имеет, если она не ласкается, суровое или по крайней мере серьезное выражение, но он все-таки не должен быть свирепым. Поэтому весьма странно, почему г. Губин в своем руководстве, описывая псовую борзую (вернее, густопсовую), говорит, что глаза у нее "большие, свирепые, с слегка отвислыми нижними веками, из-за которых должен виднеться кровавый белок страшного глаза" (т. е. белок с кровяными жилками). Действительно, у некоторых волкодавов замечаются иногда кровяные пятнышки на белках, но это происходит от частого озлобления при схватках с волками (Мачеварианов); отвислости же век ни в каком случае у псовых (за исключением курляндских псовых) быть не должно, и такой глаз всего чаще встречается у хортых от отдаленной подмеси мордашей, которой в русских борзых никогда не бывало.
В общем, глаза у псовой больше, чем у английской, не так круглы, как у брудастых, и имеют продолговатый и прямой разрез, отнюдь не косой, как у волка, лисы и некоторых лаек. Что касается цвета радужины, то он должен быть черный или темно-карий; карие желтоватые глаза - недостаток, особенно у белых, половых, серых и пегих этих окрасов собак; такие глаза допускаются лишь (Озеров) у чубарых, бурматных и этого окраса пегих. По замечанию некоторых охотников, у особенно злобных собак глаза большею частью с желтоватою радужиной, но эта примета не вполне верна и, вероятно, основана на том, что в очень злобных псовых часто бывает примесь брудастых и что желтый глаз имеет всегда очень суровый, иногда даже свирепый взгляд. По свидетельству старых охотников, густопсовые, в большинстве волкодавы, имели чаще суровый взгляд, более гармонировавший с их несколько понурым видом и волчьей манерой держать шею. Глаза в темных окрайках, окружены ресницами (черными); подопрелые веки, т. е. светлого, телесного цвета, хотя некрасивы, не составляют, однако, порока, как полагают многие, потому что встречаются большею частью у кровных собак белого окраса, и хотя передаются потомству, но легко могут быть исправлены производителем, не, имеющим этого недостатка. По свидетельству С. Кареева, изредка замечаются у псовой и серые глаза; это, однако, уже признак начинающегося вырождения. У очень кровных собак вследствие частого кровосмешения глаза имеют часто различную величину и окрас, подопрелые веки, наконец, становятся почти белыми.
Уши подобно глазам составляют нераздельную часть головы, тем более что у современных псовых они почти не отделяются от нее и мало заметны. Мы имеем полное основание думать, что у старинных русских борзых уши были если не всегда, то большею частию стоячими или полустоячими, т. е. с загнутыми (наперед) кончиками. К сожалению, фон Лессин об ушах вовсе не упоминает; однако значительно позднее, в начале XIX столетия, Левшин в своей "Книге для охотников" говорил: "Что надлежит до ушей, то оные у псовых собак должны быть подняты вверх, а у хортых обвислые". Во "Всеобщем полном домоводстве" им также говорится о "бодрых" ушах, очевидно стоячих. Даже в сороковых годах А. Хомяков, говоря о русской борзой, считал ее отличительным признаком "прямое ухо, поднятое кверху, как бы настороже, т. е. по пословице: держи ухо востро".
Рис. 12. Современная псовая. Крылат Уэльслея ('Охотничий календарь')
Многие из современных охотников помнят т. н. остроушек с большими стоячими ушами, как у лаек; такие борзые встречались в некоторых охотах, особенно у мелкотравчатых, и имели своих поклонников, считавших стоячие уши признаком особенной чуткости, т. е. сильно развитого слуха и даже (!) резвости. Изредка такие остроушки встречаются вследствие атавизма кое-где и теперь; в Кубанской же области, как мы видели, почти все борзые, составляющие как бы прототип русских борзых XV и XVI столетий, имеют стоячие уши.
Но лет 50 или более стоячее ухо уже не считается типичным для псовой и густопсовой борзых; курляндские же никогда такого уха не имели. Теперь правильные уши должны быть небольшими, как бы сложенными вдвое вдоль, в расправленном виде иметь форму заостренного клина с слегка закругленными сторонами; они заложены назад и лежат вдоль шеи у затылка собаки, даже соприкасаясь концами между собою; эти т. н. уши в закладе, или откладе, имеют полную аналогию с ушами лайки, когда она их щулит, т. е. прижимает, чем-нибудь испуганная, вообще из боязни. Такое странное положение ушей не встречается ни у одной породы собак, и трудно дать ему удовлетворительное объяснение. В возбужденном состоянии или когда борзая настораживается - прислушивается, эти заложенные назад уши она более или менее приподнимает кверху конем, причем кончики их в это время обыкновенно запрокидываются наперед (т. н. ухо в чепце, по Губину); совсем стоячее ухо, как сказано, встречается у немногих современных псовых даже в минуту возбуждения.
Вследствие частых скрещиваний псовых с широколобыми хортыми и вислоухими восточными борзыми вполне правильный постанов ушей встречается очень редко, и у большей части современных псовых уши хотя и плотно прижаты к шее, но широко расставлены и почти никогда не соприкасаются кончиками*; нередко они даже свешиваются концами к щекам (уши с крымью), что считается большим недостатком и признаком подмеси вислоухих борзых. Следует заметить, однако, что у чистопородных густопсовых ухо могло быть распущено вследствие атавизма, т. е. когда они выраживались ближе к типу курляндских псовых, так что распущенное ухо не всегда бывает следствием нечистокровности. Во всяком случае, уши должны быть тонки и покрыты короткой атласистой псовиной, без пучков и прядей; тонина ушей - признак высокой крови.
* (Как, например, у Угара Тумановского.)
Шея. Фон Лессин говорит о "волковатой" шее, как о порочной, и советует браковать "толстошееватых" и короткую шею имеющих; также и Левшин упоминает в "Книге для охотников" о "длинной и гордой" шее. Тем не менее к числу типичных, хотя бы порочных, признаков старинных густопсовых надо отнести именно короткость шеи и ее волчий постанов - понурость, свойственный преимущественно волкодавам. Старые авторитетные охотники, как Вышеславцев, Ступишин, Челищев, положительно утверждают, что у густопсовых шея была не длинная и не поднятая кверху, как у лошади или лебедя, а короткая и прямая, почти на одной линии со степью (спиной), что ясно видно на рисунке густопсовой Вышеславцева и заметно в меньшей степени у старого кареевского Наяна, чебышовского Награждая, перепелкинского Поражая и у некоторых других борзых старого типа. Вообще вся шея с псовиной имела прежде волчий склад и была лишена возвышенности у затылка.
Рис. 13. Фуллертон, английский борзой кобель полковника Д. Т. Норта. Главный приз Waterloo Cup 1889 и 1890 гг. ('Журнал охоты' А. Е. Корта, 1890, № 6)
Короткость и негибкость шеи были главными причинами непоимистости густопсовых, и в связи с броском объясняют, почему они так часто убивали зайца грудью на угонках. Обыкновенные псовые, надо полагать, всегда имели лучшую шею; точно также у современных русских борзых, особенно имеющих кровь мачевариановских, шея правильнее, т. е. пропорционально росту длиннее, гибче, и хотя не такая гордая, конистая и выпуклая, как у английских, а также хартов и чистопсовых, происходящих от английских и хартов, но отнюдь не понурая, притом сухая, без мясистого загривка, сжатая с боков; у сук она всегда тоньше, длиннее и более плоска, чем у кобелей. Мускулистая, здоровая шея, как справедливо заметил Ермолов, нужна волкодаву, а для ловли и поимки русака удобнее длинноватая гибкая шея.
Грудь и плечи. Хотя старинные псовые имели довольно широкую грудь, но она никогда не достигала ширины английских и восточных борзых. Несомненно, однако, что густопсовые всегда имели сравнительно узкую грудь, а у последних вырождавшихся представителей этой породы грудь была даже чрезмерно узкая и впалая. По Вышеславцеву, она была не шире ладони и не выдавалась между плеч. Недостаток ширины у этих борзых более или менее возмещался глубиною груди, которая спускалась на 2-4 пальца ниже локотков. Вообще следует заметить, что у борзых, как у животных, предназначенных для быстрой скачки, грудь должна быть сравнительно уже, чем у всех других пород собак, и притом тем уже, чем кратковременнее бывает их скачка, то есть пылкие борзые всегда лещеватее сильных, ловящих вдаль. Мы видим, что у английского скакуна, у дикой козы, зайца, даже у волка, отличающегося выносливостью в беге, грудь всегда гораздо уже сильно развитого зада. У современных псовых она сделалась шире, выпуклее, мускулистее, с выдающимся из-за плеч соколком, без глубоких западин, но зато редко спускается ниже локотков; многие псовые имеют даже распахнутую грудь, что у скакового животного считается большим пороком. Во всяком случае, зад борзой должен быть гораздо, по крайней мере в полтора раза, шире переда.
У прежних псовых, тем более густопсовых, плечи были не очень выпуклы, даже плоски; у современных же они полнее, мускулистее и резче очерчены, особенно у мачевариановских и им сродных. Плечи у них с довольно высокою лопаткой, косые, с свободными локотками, отделенными от грудного ящика, так что между ними и ребрами помещается палец или два; подвернутые внутрь локотки - большой недостаток, так как собака, тыкаясь локотками в грудной ящик, не может иметь быстрой скачки; кроме того, они всегда бывают соединены с косолапостью, т. е. вывернутыми наружу лапами. Замечательно, что теперь, как в старину, тупой и короткий соколок груди считается признаком тупости борзой в скачке. У фон Лессина говорится притом, что у сук "соколок должен пригнуться книзу, а у кобелей надлежит быть направленным кверху или прямо".
Ребра, образуя грудной ящик, составляют нераздельное целое с грудью и должны бы рассматриваться с нею. По-видимому, старинные псовые были так же широки в груди и имели выпуклые, а не плоские ребра, как большинство современных, но ребра были у них спущены ниже локотков, чем они отличались от более широкогрудых чистопсовых и курляндских псовых. Фон Лессин говорит положительно: "ребра ниже щиколоток (!)", и далее "ребра, низкие, свислые, притом же плотные". Даже в книге "Псовый охотник" (1785), составляющий перевод с польского, и где, по всему вероятию, описывается хортая, а не псовая, требуется от статной борзой ребер долгих, плотных, ровных и ниже локотков, но притом бочковатых, что почти несовместимо. Вообще грудь псовой имеет или, вернее, имела большое сходство с грудью северных волкообразных собак.
Широкое ребро всегда было признаком сильной собаки: "слабая собака пашистая и редкоребрая - ребро от ребра отстоит далеко" (фон Лессин). Однако "резвыми или ловцом они быть не мешают, только день езди, три корми". О широком ребре и ребристости говорит и Левшин. Даже в 70-х годах Н. Челищев, описывая старинную густопсовую, упоминает о частых, как бы слитых, ребрах.
Тем не менее надо полагать, что широкие ребра не были характеристичны для настоящей густопсовой, изо всех борзых имевшей самую короткую колодку, - именно потому, что слитые ребра могут давать только силу в скачке, но не резвость. Вышеславцев, таким образом, прав, требуя у густопсовой большого расстояния между ребрами, что при короткости собаки почти уничтожает пахи; по его справедливому замечанию, достаточное расстояние между ребрами как у скаковой лошади, так и у борзой дает возможность туловищу сильно сгибаться и разгибаться при скачке.
Что касается собственно большей или меньшей выпуклости ребер, неправильно называемой бочковатостью, то у современной псовой ребра все-таки менее закруглены, чем у английской и восточных борзых, у которых грудной ящик в разрезе составляет почти правильный овал. У псовой же он должен иметь в разрезе яйцевидную форму с тупым концом на спине, а у лещеватой и остростепой густопсовой даже чечевицеобразную. Вообще не следует увлекаться бочковатостью ребер у борзых, всегда соединенной с чрезмерно широкою, распахнутою грудью. Очевидно для всякого, что грудная клетка с крутыми круглыми ребрами не может сильно увеличиваться в объеме при дыхании и что широкая грудь обусловливает укорачивание плеч и выворачивание локотков наружу.
В настоящее время требуют от псовой ребер только до локотков при достаточно широкой, даже чуть распахнутой груди; если же грудь узковата, то ребра должны быть обязательно спущены ниже локотков на 1-2 пальца, как у старинных густопсовых, то есть глубина груди обратно пропорциональна ее ширине. Сильно спущенные ребра при короткости колодки у кобеля часто быстро уменьшаются к подрыву. Это некрасиво, хотя не может считаться порочным (Ступишин), но вообще длинные последние ребра всегда считались признаком резвых и сильных в полях собак. С другой стороны, борзая с крутыми короткими ребрами, постепенно уменьшающимися к подрыву, всегда кажется прибрюшистою, особенно сука, и не имеет правильного подрыва, так как живот у нее не подобран выше пахов. Между тем резко обозначенные пахи способствуют свободному галопу даже у легавых. Вообще окружность груди у борзых должна быть несравненно более окружности живота, чем у всех прочих пород собак, а именно в 11/2 раза и до 2-х.
Спина. Строение спины и зада обусловливает большую или меньшую силу всякого четвероногого. Широкая прямая спина с сильно развитым задом встречается у борзых сильных, т. е. способных к продолжительной скачке - хортых и восточных. Все же породы и отродья русских борзых, даже чистопсовые, никогда не имели прямой брусковатой или широкой спины, так как все они были низкопереды и не предназначались для продолжительной скачки в полях. При постанове задних ног под себя перпендикулярно телу и при их длине крестец неминуемо должен был выгнуться и образовать верх, характерный для всех пород псовых, в особенности курляндских псовых, которые были самыми низкопередыми и широкозадыми из русских борзых. Таким образом, спинной хребет имел выгиб, который был особенно заметен при короткости колодки, т. е. у кобелей.
Искривление это не следует смешивать с переслеговатостью или провислостью, замечаемой преимущественно у старых сук и слабых кобелей и выражающейся в том, что концы лопаток выдаются выше средины степи (спины). У сук, имеющих более длинную колодку, чем кобели, спина может быть почти прямою, но все-таки крестец (маслаки) должен несколько возвышаться над лопатками и ни в каком случае не быть ниже их. Таким образом, у сук может и должен быть некоторый наклон, то есть, как правильно говорит Д. П. Вальцов, спуск от крестца к лопаткам, что бывает у всякой низкопередой собаки, даже при прямой спине. У кобеля же, по его мнению, должен быть верх, а не наклон, то есть выгнутая посредине спина; степь от лопаток удлиняется горбом и понижается к маслакам; очень большой верх может, однако, оказаться горбом и, следовательно, порочным неестественным искривлением спинного хребта.
Правильно выгнутый хребет (или т. наз. напружина) дает спине упругость и гибкость, очень важные в поскачке, особенно на небольшие расстояния, хотя и в некоторый ущерб силе. "Прямой крестец, - замечает Вышеславцев, - плохая рекомендация дли скаковых лошадей и борзых". При таком выгибе, или верхе, зад необходимо должен быть слегка свислым, как у многих английских скакунов. Правильный верх должен, по Вальцову, начинаться от плеч, идти полукругом (?) до середины спины и также постепенно спускаться к крестцу, так что линия крестца составляла бы без всякого излома его продолжение до корня правила. Озеров тоже требует, чтобы верх начинался от плеча постепенным возвышением, достигал середины между плечами (лопатками) и кострецом (крестцом) и также бы постепенно спускался, образуя чуть скошенную линию между кострецом и корнем правила (хвоста). Он полагает, однако, что требовать у собаки в полевом теле этого перехода без малейшего намека на западинку при соединении лопаток со спинною костью невозможно. Короткий обрубленный крестец - большой порок, ибо ведет к еще большему - прямым палкообразным ногам. По Блохину, степь, понижаясь к маслакам, переходит в так называемую срамную площадь, которая понижается к комлю правила и расширяется к вертлюгам. Эта срамная площадь (между маслаками и комлем правила) у псовых длинная, а не короткая, как у английских, и совершенно плоская, то есть вертлюги не ниже правила.
Что касается ширины спины у русских борзых, то она, конечно, всегда соответствует ширине груди и грудного ящика. Скамьистая, то есть плоская, широкая брусковатая спина псовым вовсе не свойственна. Разумеется, собака не должна быть остростепой, иметь шатровую спину, как у осетра: это - порок, присущий только выродившимся чистокровным густопсовым и не встречающийся ни у какой другой породы. Однако плоская спина с сильно развитыми мускулами может дать только силу, а не резвость: спина должна быть слегка закруглена, но не может иметь желобка. По мнению Озерова, спина должна быть настолько широка, чтобы скрыть от глаз соединение спинного хребта с ребрами достаточно брусковатой полосой. Правильная степь действительно должна быть закругленная - облая, как определил ее еще фон Лессин: "Степь или наклон- облая... Сухопарые и небегчивые собаки имеют не облую степь, но шатровые и сами собою узкие".
Последние слова доказывают, что во времена Алексея Михайловича борзые с острыми выдающимися позвонками не составляли редкости; быть может, они уже предпочитались другим для ловли на коротких перемычках, где силы вовсе не требовались.
У сук спина должна быть несколько шире, особенно в мочах. Чем ближе современные псовые к густопсовому типу, тем чаще между ними встречаются суки, имеющие небольшой верх при достаточно длинной колодке. Вообще чем прямостепее собака, тем спина у нее шире, и наоборот: очень крутые кобели всегда бедны спиной, и она у них бывает пирогом, т. е. с заметными позвонками, несмотря на густую и длинную псовину.
Многие авторитетные охотники высказывали мнение, что от суки с верхом (напружиной) всегда более шансов получить ладных, крутых кобелей, чем от прямостепой*. Приверженцы широкой сложки псовых утверждают, что скамьистые суки всегда лучше вынашивают щенят и бывают молочнее сук с напружиной. Это верно только относительно коротких сук в кобелиных статях, как для всех пород собак, но если у суки просторные пахи и брюхо имеет достаточное помещение для щенят, то замечание это лишено основания.
* (По свидетельству С. С. Кареева, 18-вершковая сука Заирка Калмуцкого с верхом давала отличных щенят и отлично их выкармливала.)
Хотя густопсовые и курляндские псовые несомненно были узкогруды и лещеваты, особенно первые, но можно утвердительно сказать, что при всем том они имели, особенно курляндские, широкий, даже несоразмерно, зад. У старинных псовых времен Алексея Михайловича между крестцов свободно укладывались четыре пальца (фон Лессин). Вышеславцев, описывая густопсовую с узкою грудью и спиною пирогом, говорит о сильно развитых почках и широком заде. По Блохину, между маслаками* должна была укладываться ладонь большой мужской руки. У знаменитых трегубовских собак, по свидетельству Мачеварианова, между задних маслаков укладывалось шесть пальцев. Собака с широким и свислым задом может дальше бросать под себя задние ноги, вследствие чего скачок ее длиннее. Таз непременно должен быть широк, ибо только при этом условии задние ноги могут далеко захватывать пространство впереди передних.
* (Маслаками (правильнее мослаки) называются выдающиеся оконечности папортных костей, т. е. таза, к которым прикрепляются кости задних ног и между которыми помещается крестец. Вертлюги же означают сустав, в котором соединяется задняя нога с папортною костью таза.)
Передние ноги. Плечевая кость должна несколько податься назад при соединении с локтевою, то есть плечи косые, тогда ноги будут стоять правильно, под собаку, иначе будет казаться, что собака стоит на подпорках. Хотя передние ноги служат только опорой во время скачки, как у зайца, тем не менее они не должны быть тонки костью, так как при несоразмерно слабых передних ногах борзая будет пронослива на угонках - непоимиста. У резвых и достаточно сильных борзых передние ноги костисты, жилисты, не мясисты, так что сквозь кожу видны вены, конечно, правильны, параллельны от плеча до лап и образуют с передними пазанками (пястью) почти прямую линию (передние ноги в струне). Нельзя, однако, не согласиться с мнением немецких кинологов, что "совершенно прямые бабки не имеют надлежащей гибкости - упругости и при остановке на полном скаку вызывают растяжение связок и бывают причиной быстрого утомления и даже вывихов". Сухие ноги спереди всегда кажутся более узкими, чем сбоку, т. е. не круглыми; вообще кости передних ног должны быть сплющены с боков.
Задние ноги с мускулами составляют главную часть тела борзой, как всякого скакового животного. Наиболее важное значение имеют седалищные мышцы - черные мяса. Старинные псовые, густопсовые в особенности, довольно резко отличались строением задних ног от английских, восточных и отчасти современных псовых в том отношении, что все мускулы у них были плоски - не так выпуклы - и длиннее, что зависело от большей длины костей задних ног сравнительно с передними, чего мы не замечаем у других пород. При широком заде ноги широко расставлены, параллельны между собою, если смотреть сзади; при узковатом заде коленки (вернее, пяточные кости) сближаются и зад собаки принимает форму коровьего или телячьего.
Следует заметить, что старинные охотники никогда не называли задние ноги с слегка вывороченными наружу лапами порочными, а напротив - считали таковые приметой резвости, вернее пруткости (прыткости, т. е. резвости накоротке). Действительно, параллельные задние ноги и пазанки могут быть красивы только у широкозадой борзой; при узковатом же заде они должны быть широко расставлены, но это еще далеко не коровьи ноги. Во всяком случае, такой постанов способствует более свободному и дальнему закидыванию ног вперед во время скачки и он гораздо правильнее обратного положения постанова ног с вывороченными в поле (наружу) коленками и лапами, вывернутыми внутрь. Собака уже потому может широко расставлять задние ноги, что они очень длинны сравнительно с передними; при этом они могут быть совершенно правильными.
Точно также по причине чрезмерной длины задних ног старинные русские борзые держали их или сильно вытянутыми назад, или под себя, сильно выгнув спину. Первый постанов встречается иногда у английских борзых; второй же свойствен исключительно некоторым псовым и большинству чистопсовых и обусловливает тот верх, который характеризует последних: собака изображает собою как бы согнутую пружину, готовую выпрямиться. Так держат задние ноги олени, козы, зайцы, и очень может быть, что так называемый бросок обусловливается именно таким постановом. Далеко отставленные назад ноги, по-видимому встречавшиеся чаще у обыкновенных псовых и чистопсовых, также придают много красоты собаке, так как она тогда напоминает английскую скаковую лошадь. Это называлось "задние ноги потянулись", "задние ноги в струне". У современных псовых, большею частию прямостепых и с укороченными задними ногами, оба эти постанова, особенно первый, замечаются редко.
В обоих случаях задние ноги, собственно голени, должны соединяться с пазанками под углом, т. е. иметь ясно очерченный сгиб (в противном случае собака будет казаться стоящею на подпорках), однако не настолько, чтобы казаться лучковатыми, т. е. слишком согнутыми. С прямыми и, следовательно, короткими задними ногами (вопрямь) собаки и лошади редко хорошо скачут*, и такие ноги некрасивы даже не у борзых (наприм., пойнтеров, сеттеров), которые именно должны отличаться особенно удлиненными задними конечностями. Прямые ноги без обозначенных коленок всегда имеют удлиненный пазанок, обусловливающий силу, но не быстроту. По мнению немецких кинологов, "очень прямой постанов задних ног сильно уменьшает быстроту хода (у легавой) и обыкновенно соединяется с неправильною спиною". У старинных псовых, тем более густопсовых, пазанки были короткие, что по законам зоотехнии весьма выгодно для быстроты движения. Английским коннозаводчикам это давно известно, и у знаменитых скакунов ноги от колен, как передние, так и задние, соответствующие пазанкам, короче, чем у рысаков и других лошадей; то же замечается у зайцев. Чем длиннее берцовые кости и, следовательно, их мускулы, тем большие скачки может делать животное. Хотя у оленя, козы и других быстроногих зверей задние ноги от коленок (пазанки, бабки) и длинны, но зато скакательный мускул у них необычайно широк и полон, т. е. выпукл.
* (У очень резвого Завладая Максимова, взявшего первый приз на московских садках, задние ноги были вопрямь, но зато имели сильно развитые и выдающиеся черные мяса. По моему мнению, задние ноги вопрямь с удлиненными пазанками встречаются у псовых вследствие атавизма и унаследованы от северных волкообразных собак.)
Действительно, если мы примем во внимание, что для быстроты скачки кроме учащенности скачков важное значение имеет длина прыжка, которая всегда находится в прямом отношении к длине ноги, то мы необходимо должны прийти к заключению, что короткий пазанок необходим, так как он удлиняет ногу вследствие того, что собака, как бы сильно ни вытягивала ногу, всегда ставит ее под углом в скакательном суставе. Кроме этого, при опускании ноги с длинным пазанком на землю потребуется более времени, чем ноге с пазанком коротким, ибо прямая линия от зацепов до земли будет длиннее. Длинными пазанки не могут быть и потому, что голенная часть у густопсовых длиннее, чем у других пород (Ступишин). Длинный же мускул скорее устает, а потому собака с короткими пазанками не способна к продолжительной скачке. Таким образом, у современных псовых, имеющих более развитые, выдающиеся, хотя укороченные, бедряные мускулы, пазанки должны быть длиннее, чем у густопсовых, не достигая, однако, размеров пазанков, например, лаек.
Во всяком случае, пазанки должны быть сухи, с резко обозначенными сухожилиями, а не мясисты. Современная псовая скелетом и мускулатурой приближается более к восточным борзым, чем к старинной псовой, тем более густопсовой; бедряные мышцы у нее, однако, не так выдаются и узловаты, как у английских. Прежний характерный постанов задних ног под себя и выгнутость спины - верх - встречаются теперь сравнительно редко. По Озерову, задние ноги должны быть "несколько оттянуты назад (отнюдь не очень), в форме полувзведенного курка; тетива (ахиллесово сухожилие, соединяющее коленку, вернее пятку, задних ног с черными мясами) толстая, крепкая, как натянутая проволока; соединение ее с коленом сильно увеличивает ширину последнего".
Рис. 14. Современная английская борзая ('Охотничий календарь')
Лапы у всех русских борзых всегда были более или менее продолговатые - русачьи. "Которая имеет волчьи ступни, а не лапы - отдавать наварщику", - говорил фон Лессин. Однако нельзя не заметить, что курляндские псовые, по-видимому, имели кругловатые лапы, особенно задние, и что у густопсовой лапы были круглее, чем у псовой. Круглую лапу, если она в комке со слитыми пальцами, нельзя считать недостатком, так как она требуется от английских и встречается нередко у чистопсовых английского происхождения. Совершенно круглая - кошачья - лапа, правда, некрасива, но это дело вкуса: англичанам, напротив, не нравятся узкие русачьи лапы даже у пойнтеров и других пород. У нас всегда русачья лапа считалась признаком резвости: "Чем больше персты у собаки сходствуют с русачьими, признак ее резвости" (Левшин, "Домоводство").
Это предпочтение действительно имеет практическое основание: между тем как пойнтеру, вообще легавой, необходима широкая лапа, которая бы не вязла в болоте и мягкой лесной почве, русским и восточным борзым приходится скакать главным образом по твердой, иногда замерзшей почве залежей, целин, сухих лугов, где узкая и длинная лапа целесообразнее, ибо езда в топь случается редко. У лошадей тоже, как известно, копыта бывают тем уже, чем почва крепче и каменистее; у северного оленя и лося копыта сравнительно гораздо больше по объему, чем копыта настоящего оленя и козы, тем более серны и горного козла. Русачья, т. е. продолговатая лапа, как известно, обусловливается неравномерностью пальцев (фаланг); у круглой же, кошачьей лапы все пальцы почти одинаковой длины, почему она не может так глубоко уходить в мягкую почву, как узкая русачья.
По-видимому, у всех русских псовых пород задние лапы были значительно больше передних, как у русака, но об этом отличии их от других борзых никем не упоминается; вообще у всех псовых лапы далеко не так малы, узки и плотны, как у крымских, тем более горских борзых, поэтому всегда побеждавших их в жесте ль и гололедицу. Главное, чтобы лапа соединялась с пазанком не под прямым углом (т. е. не поползла), а под тупым и чтобы пальцы не были распущены, составляли как бы одно целое. Они должны быть собраны в комок, как бы склеены, достаточно, но не чрезмерно, длинны, с небольшими зацепами (последний сустав с ногтем) и короткими крепкими ногтями блестяще-черного цвета, упирающимися в землю. Стоять собака должна на коготках, так чтобы едва касалась земли подошвами; при постанове задних ног под себя борзая должна, конечно, стоять на пятках (мякишах); пятка не широкая, а продолговатой формы.
Пальцы, обращенные наружу, упираются торцом в землю (Блохин); по Губину, пятые пальцы, находящиеся на внутренней стороне передних пазанков и неправильно называемые им прибылыми*, служат будто борзой для упора во время скачки, при остановке и поворотах на угонках. У всех псовых ногти короче и поставлены выше, чем у английских, поэтому первые скакали и ловили по страшной колоти, до крови обдирая себе ноги, ногти же оставались целыми, так как они их не срывали. Еще крепче ногти у горских борзых.
* (Прибылыми пальцами, волчьими, шпорами называются обыкновенно пятые (иногда и шестые) добавочные пальцы на задних ногах, встречающиеся сравнительно редко.)
У прежних псовых лапы были с густою подпушью, предохранявшей пальцы от холода и ссадин; у современных она замечается редко. Озеров говорит, что подпушка на лапах типична, но требовать ее от полевой собаки не всегда возможно, и что от каждого пальца (снаружи) идет косица волос. По замечанию Кашкарова, у помесей и вообще у современных борзых к волосам лап пристает снег; собаки, обгрызая поэтому волос, смачивают его слюной, отчего образуются ледяные шарики между пальцами, причиняющие боль собаке и препятствующие быстрой скачке; волосы постепенно выщипываются, подошва оголяется и делается чувствительною к холоду. Вероятно, у псовых шерсть содержит более жировых веществ, так что снег не пристает к ней.
Правило (хвост). Все старинные породы псовых, кроме, быть может, чистопсовых, несомненно имели длинное правило. О длинных хвостах говорят и фон Лессин и Левшин. Самое название "правило" указывает значение хвоста у борзой, как руля при скачке, и вполне понятно, что у собак, не отличавшихся сильно развитыми черными мясами, более длинный хвост способствовал изворотливости при угонках; борзые же с огромными и выпуклыми мускулами задних ног не нуждаются в длинном руле и могут даже обойтись вовсе без него, что мы и видим на куцых горках, отличающихся необычайно широким задом. Некоторое значение для длины хвоста имели и рост, и общая неуклюжесть, неповоротливость борзой. Самое длинное правило имели курляндские псовые, затем густопсовые, псовые; самое короткое - чистопсовые. Неудивительно поэтому, что в старину длина правила служила даже приметой резвости (вернее, прыткости) и поимистости - изворотливости; для измерения хвоста прежде употреблялся особый прием, а именно: правило пропускалось между задних ног, затем подтягивалось к маслакам; у густопсовых оно должно было непременно доставать ближайшего, а у курляндской - дальнего маслака. Тем не менее хвост никогда не должен был доставать до земли. Собака с очень длинным правилом всегда имеет рыхлый вид, особенно когда хвост слаб, т. е. тонок.
У современных псовых хвост должен быть в основании не тоньше большого пальца, но не мясист и деревянист, а упруг и силен, постепенно утончаясь к концу; лучше, если правило не достает земли вершка на два. Держится оно в спокойном состоянии серпообразно или, еще лучше, с саблевидным выгибом; на ходу оно поднимается на одной линии с туловищем или немного выше. Крутой постанов хвоста на ходу и в особенности кривохвостость, т. е. сваленный на сторону конец правила, считается пороком, так же как свернутый в кольцо или полукольцо конец правила, как у восточных или английских борзых; по замечанию С. Кареева, у псовых, мешанных с крымками или горскими, конец хвоста, когда возьмешь его в руки, сгибается так, что может служить признаком подмеси.
У курляндских псовых, судя по их описанию, конец хвоста всегда приподнимался кверху полукольцом, образуя как бы букву г. В старину такой изгиб не считался, однако, недостатком и у других псовых. Левшин говорит о правиле, "кверху в кольцо загнутом", а в другом месте ("Домоводство"): "Правило длинное, прямо висящее или хотя кольцом на конце вверх загнувшееся, но не свислое в сторону".
У псовых хвост одет густою и длинною псовиною, только у курляндских он был покрыт кругом короткою волнообразною шерстью, как у двухмесячного псового щенка, то есть был почти голым. У густопсовой подвес (или привесь) на правиле была длиннее, гуще, чем у псовой, притом не прямая, а волнообразная, даже в завитках (у основания); хвост у них никогда не имел такой густой псовины и не был так тяжел, как у длинношерстных лаек и шотландских колли, хотя хвост последних по форме и подвесу имеет немалое сходство с правилом густопсовой, как и сам колли имеет некоторую аналогию с последней. Эта подвесь достигала у густопсовых 4-х (даже более) вершков длины, не укорачиваясь к концу хвоста, как у сеттеров. С верхней стороны правила псовина должна быть короче, чем на туловище, и постепенно укорачиваться к концу.
У современных псовых с сильно развитыми черными мясами вследствие подмеси куцых горских правило значительно укоротилось, и встречаются борзые не только с правилом вокороте, но и полухвостые, т. е. конец хвоста не достигает даже коленок. Правило вокорот замечается всего чаще между псовыми, происходящими от мачевариановских и ермоловских собак; короткий хвост имели также знаменитые трегубовские псовые, которые, несомненно, судя по своему богатырскому сложению, также имели примесь горских. Подвесь теперь редко превышает двухвершковую длину, и на верхней стороне хвоста псовина очень короткая. Собаки в рыску, при движении, держат правило покруче, т. е. не параллельно земле, а выше, и притом согнутым.
Псовина. Длинная псовина - характерный признак всех псовых, которые, вероятно, от этого и получили свое название. Всего длиннее она у густопсовых, причем несомненно, что на длину шерсти обращалось прежде особенное внимание при подборе производителей: зимой псовина имела 3-4 вершка длины на туловище, а на гачах, правиле, сзади передних ног в исключительных случаях достигала почти полуаршина. На шее псовина также сильно удлинялась, образуя, преимущественно у кобелей, так называемые отчесы, вроде волчьих, которые нередко принимали вид так называемой муфты, или лис. Волнистость, даже курчавость псовины густопсовые, очевидно, унаследовали от курляндских псовых; хотя прежде и встречались густопсовые в завитках, но завитки все-таки не служили признаком этой породы и большинство охотников предпочитали, как видно, слегка волнистую псовину, допуская завитки только на конце зада и боках (Кареев). Всего замечательнее была густота шерсти, ее мягкость, тонина и вместе с тем шелковистость, зависевшие, впрочем, главным образом от тщательности содержания.
Обилие псовины у старинных густопсовых причиняло им, однако, более вреда, нежели пользы, так как задерживало линьку, требовало ухода, заставляло собак страдать от жары летом, сильно худеть, ложиться в воду, а в жаркую осень быстро зарьявать и сбавлять скачки. Старинные псовые имели более короткую и прямую псовину, но более приближались к густопсовым, чем современные. "Псовина и лисы наподобие вихров... Псовина длинная, висящая, какая бы шерсть ни была, наподобие кудели" (фон Лессин). По-видимому, у обыкновенной псовой шерсть на теле не превышала 3 вершков длины, а уборная псовина - четверти аршина; отчесы и баки были у них короче и у сук почти не заметны; на всем теле, кроме груди и брюха, замечался густой подшерсток, псовина же была реже и грубее, т. е. толще, чем у густопсовой, и почти всегда прямая, редко чуть волнистая. У чистопсовых же псовина редко достигала более вершка длины на теле и двух на хвосте, гачах и шее; она была мелкою, блестящею, с густым пушистым подшерстком осенью и зимою; отчесы небольшие, едва заметные.
Псовина на голове у всех псовых, начиная от ушей и шеи и на ногах спереди, очень короткая, в виде мышиной шерсти, и немного только длиннее от глаз к ушам, но непременно блестящая, атласистая и гладкая. Летом все псовые имели укороченную и более редкую псовину и лишались пушистого подшерстка. Линька начиналась у густопсовых с весны (апреля) и продолжалась очень долго - до осени, причем для ускорения линьки собак обыкновенно подмазывали; то же и у обыкновенных псовых, только они вылинивали незаметно, постепенно теряя псовину по волоску; наконец, чистопсовые вылинивали в течение двух месяцев - мая и июня (Губин). Следует заметить, что на юге густопсовые и псовые после первой же линьки получают более короткую и редкую псовину и по внешности более или менее приближаются к чистопсовым.
Что касается курляндских псовых, то псовина у них, как известно, была довольно длинная, кудрявая, в завитках на туловище и очень короткая и атласистая на морде, передних ногах кругом, начиная от локотков, и задних ногах от коленок; на шее она постепенно удлинялась к голове, нередко достигая 3-вершковой длины, и имела более крупные завитки; лоб, начиная от глаз до ушей хотя был покрыт такою же короткою псовиною, как на щипце, но псовина эта лежала волнообразно, переходя между ушей как бы в завитки, сливавшиеся затем с завитками затылка. Такая волнистая шерсть на задней части черепа замечалась еще у некоторых псовых первых московских очередных выставок, например, у Награждая Н. А. Болдарева и др.
Что касается современной псовой, то по длине и качеству псовины она мало отличается от старинной псовой, но нередко имеет более или менее волнистую шерсть. Озеров допускает завитки на шее, слегка волнистую псовину на спине до крестца, более волнистую на крестце и гачах; на ребрах псовина короче, но с оконечности ребер ниспадает длинными шелковистыми прядями. Большая часть современных псовых завитков не имеет.
Окрас. Типичными окрасами для всех псовых почти единогласно считаются серый и половый со всеми их оттенками до чисто-белого и рыжею, включая так называемый голубой (мышиный, или пепельный) и бурматный*, а также пегий этих мастей. Преобладание этих окрасов служит одним из веских доказательств происхождения русских борзых от северных волкообразных собак. Красный и чубарый (тигровый, т. е. с темными пятнами и полосами) окрасы характеристичны для английских и отчасти хортых борзых; черный, черно-пегий, также муругий (красная или красно-половая масть с черными кончиками волос и пробивающейся кое-где черною остью)** окрасы свойственны восточным борзым, причем мазурина (рыжий окрас различных оттенков с черным щипцом и черными конечностями) встречается всего чаще у горских; подпалины почти всегда указывают примесь крымок; кровные псовые не должны иметь ни мазурины, ни подпалин; у них допускаются только подласины, т. е. более светлый окрас на морде и конечностях, что зависит большею частью от просвечивания подшерстка, который всегда бывает светлее ости. Одним из признаков чистокровности псовых многими считается белая кожа и светлый подшерсток. Курляндские псовые тоже были большею частью серого и полового окрасов до рыжего включительно, но всегда с черным оттенком.
* (Бурматным окрасом называется серый или половый различных оттенков, как бы подернутый пылью, т. е. грязно-серый или грязно-половый. Губин почему-то не признает этого названия и полагает, что слово "бурматный" есть испорченное "муруго-пегий"(!).)
** (По Мачеварианову, концы ушей черные и черный ремень на спине.)
По справедливому замечанию Ермолова, главное отличие окраса псовых от окраса английских замечается в том, что он не везде так равномерен и так густ по колеру, например, половая и серая псовая к оконечностям всегда бывает окрашена много светлее. Что касается чисто-белого окраса, без отметин, то эта масть всегда очень уважалась у псовых, справедливо считаясь признаком кровности; но именно вследствие чрезмерной кровности белая масть должна быть рассматриваема как первая степень альбинизма, а потому белые борзые, особенно густопсовые, в большинстве отличались рыхлостью и слабостью сложения.
Рост и общий вид. Из всех псовых самыми рослыми были курляндские псовые, которые, по преданию, редко бывали менее 18 вершков в загривке и достигали 20 вершков. Этот громадный рост, вероятно, унаследован ими от ирландских волкодавов, скрещиваемых в прошлом столетии с курляндскими брудастыми и обыкновенными русскими псовыми. Между густопсовыми также очень часто встречались 18-вершковые кобели, изредка 19-вершковые. К числу таких гигантов принадлежали, например, Сибирь Атрыганьева и Победим I Кареева (см. выше). Самая рослая сука из современных псовых, вероятно, Заирка, г. Калмуцкого, которая, по словам С. Кареева, имела 18 вершков в загривке. Очень рослые собаки, однако, редко бывают ладны и большею частью бывают бедны задом и лещеваты (исключение составлял Сибирь). Нормальным ростом для современных псовых надо считать, согласно Ермолову, 15 вершков для суки и 17 для кобеля, причем допускаются колебания на вершок в ту и другую сторону, т. е. на вершок больше и на вершок меньше; но рост суки выше 16 (17?) вершков и кобеля выше 18 скорее может считаться недостатком. Почти все известные по резвости собаки были среднего, даже небольшого роста.
За исключением курляндских псовых, отличавшихся довольно непривлекательною и неуклюжею внешностью, все псовые имеют весьма элегантный вид и по красоте и изяществу форм едва ли не занимают первое место в собачьем мире, так как головою превосходят английскую борзую. Общий вид псовой борзой, часто смешиваемый с статями, выражается в благородстве и изяществе очертаний головы, чистоте отделки конечностей, в общей пропорциональности сложки, мягкости блестящей псовины и даже в движениях, полных энергии и огня (Озеров).
К сожалению, у нас до сих пор нет измерений отдельных частей борзых, как это делается в Англии и других странах. Эти размеры, главным образом пропорции между ними, могли бы дать очень верное понятие о складе псовых и разрешить многие споры и недоумения охотников. Не подлежит никакому сомнению, что густопсовые, а затем псовые изо всех борзых имеют самую короткую колодку, конечно кобели, так как суки в этом отношении мало отличаются от сук других пород. По Вышеславцеву, правильно сложенный густопсовый кобель должен был помещаться в квадрате (подобно пойнтеру), то есть "холка (!), концы пальцев передних ног и пятки задних должны составлять квадрат"; верх спины в этом квадрате не умещается. Между современными псовыми вряд ли уже найдутся такие короткие кобели. К сожалению, ими утрачена также и т. наз. русачья повалка, типичная для старинных собак: почти все теперь лежат на боку, подобно другим неборзым собакам. Утрачены прежняя энергия, бодрость и чуткость, выражавшаяся в частом приподнимании ушей и вскакивании. Большинство имеют вялый, апатичный вид, в чем можно убедиться на выставках.
Характер псовых различен, смотря по породе, а также воспитанию. Курляндские псовые были самыми злобными, свирепыми и угрюмыми; густопсовые также большею частию имели суровый характер и были чрезвычайно злы, особенно к чужим собакам, неборзым, которых не могли равнодушно видеть. Воспитанные в комнатах борзые, как всегда в этом случае, становятся более веселыми, добродушными, послушными, понятливыми и ласковыми к людям, даже чужим, и их можно приучить не бросаться на собак. Однако как собака очень густо одетая, даже современная сравнительно короткошерстная псовая, не говоря о прежних псовых и густопсовых, плохо выносит комнатную жизнь и требует большого ухода за псовиной, так как легко подвергается здесь забойке. Очень кровные и избалованные борзые делаются весьма разборчивыми в пище, привередливыми, обидчивыми и капризными, а на траве начинают ловить по охотке, когда им вздумается, т. е. утрачивают главные качества борзой - жадность и энергию.
Хотя борзая по природе своей и назначению должна быть зла, но далеко не все борзые бывают злобны, так как по охотничьей терминологии злоба и злобность - два совершенно различные понятия. Под злобностью разумеется исключительно врожденная, как бы инстинктивная, ненависть к волку; такие борзые могут быть очень ласковы к людям и, хотя редко, очень миролюбивыми, вовсе не злыми с другими собаками. Телятников ("Пр. и охота", 1888, IX) рассказывает о Сокрушае Сошальского и своей Ведьме, которая даже была робкого характера и никогда не грызлась, что они забирались на дроги, где лежал затравленный волк, и начинали его грызть; устанут трепать - закроют глаза и стоят неподвижно, впившись в волка, потом снова начинают трепать; то же самое Ведьма проделывала и с волчьими шкурами. Некоторые особенно злобные борзые впиваются даже в мерзлого волка. Вообще злобностью называется та слепая злоба, которая заставляет таксу впиваться в барсучью шкуру, а хорошо притравленную лайку - в медвежью.
Особенною злобностью отличались прежде курляндские псовые, затем густопсовые, даже носившие поэтому название волкодавов. Большинство старинных псовых тоже брали волков, но преимущественно прибылых, и между современными борзыми мало найдется собак, которые бы не брали молодых волков; нередки такие, из-под которых принимают и сострунивают переярков; матерого же волка можно затравить только сворой или двумя из особенно сильных и злобных псовых, так как он несравненно сильнее всякой борзой. Случаи травли голодного матерого волка одной собакой давно сделались преданием. К таким знаменитым волкодавам принадлежали Зверь князя Барятинского, Космач Каракозова и немногие другие.
Вообще почти все затравливаемые теперь матерые волки - волчицы, трехгодовалые самцы, очень старые, слабые и больные особи или очень нажравшиеся падали. Это понятно, так как матерый волк очень резв и очень силен и его надо сначала догнать, затем осилить; к сожалению, злобность крайне редко совмещается с резвостью: очень резвые борзые плохо берут волка и, видя в нем очень опасного противника, часто только щиплют его за гачи. Многие собаки, хорошо берущие прибылых, при травле матерого, даже переярка, сбавляют скачки, скачут не всеми ногами. Матерый, бывавший в переделках волк очень хорошо понимает это и дает себя щипать за гачи заячницам. "Но вот спущены три кобеля, хорошо берущие волка; волк покосился, мгновенно сообразил по той решительности, с которой они неслись к нему, что из этого может выйти, и в тот же миг вся фигура его преобразилась: голова опустилась ниже, шея вытянулась, толстым пушистым наростом поднялся загривок на его холке, могучие ноги замахали чаще" (Жомини).
Дело в том, что матерый волк хотя и очень резов, но не пруток, и только пруткая борзая может догнать его при обыкновенных условиях. А. И. Новиков полагает, что даже лихая борзая, т. е. исключительной резвости, может добраться до матерого волка не более как с расстояния 120 сажен. Но кроме резвости материк требует от собак особенных злобности и силы. Только очень злобные борзые берут мертво, а не вотхват, и по месту, т. е. в ухо, шиворот или в горло, так как лишь при таком приеме они могут быть в безопасности от волчьих хваток. При всем том матерый волк настолько силен, что он свободно тащит двух, даже трех влепившихся в него борзых; часто он, остановившись, подбивает под шею собак, держащих его за горло, задние ноги, взмахивает ими, и собаки отлетают в разные стороны; между тем злобная борзая так крепко стискивает челюсти, что ее с трудом может оторвать за ошейник даже очень сильный человек.
Настоящими волкодавами могут быть названы только те борзые, которые берут волка по месту и без отрыва, т. е. у которых, как у бульдогов, сводит судорогой мускулы челюстей; следовательно, мускулы эти должны быть сильно развиты. Только из-под таких надежных злобачей можно принимать переярка, а при удаче и матерого. Самым лучшим приемом считается прием в глотку и горло, который иногда (неправильно) называют глоточным хватом, так как волк начинает задыхаться; бывали примеры, что он оказывался даже задушенным. Однако, по замечанию знатоков (А. И. Новикова), борзые, которые захватили волка за шиворот или в ухо, держат крепче, как бы замирая, без отрыва; собака же, захватившая в горло, хотя не отрывается, но от времени до времени она старается как бы глубже впиться в горло, вероятно, потому, что раздражается хриповатыми звуками в горле волка и, стало быть, сознает, что она не задушила его. Многие злобачи теряют при этом сознание, закрывают глаза, как бы лишаются чувств и продолжают держать уже принятого (приколотого) волка, так что приходится прибегать к чрезвычайным мерам - приподнимать задние ноги, дуть в ухо, обливать водой (?). Некоторые собаки при этом настолько озлобляются, что бросаются на охотника.
Хотя все сильные и рослые борзые, какой бы ни было породы, по природе своей должны быть злобны к волку, однако настоящих волкодавов с правильным приемом очень мало. Натравливанием и частою практикой можно добиться удачной травли прибылых и иногда переярков, но беззаветная злобность, равно как и сноровка в приеме, - врожденные качества, передающиеся по наследству. Перегодовавшие кобели назимовской породы прямо брались на охоту вместе со старыми собаками и брали мертво, по месту, а если получали хватку, то брали еще злобнее, между тем как обыкновенно молодые борзые после хваток начинают бояться волка. Точно так же, как злобность борзых может быть развита практикой в течение нескольких поколений, злобность легко может быть ими утрачена, если потомством злобных собак будут травить только зайцев. Полевая практика, то есть травля вольных, хотя бы молодых, волков несравненно действительнее травли садочных, которых собаки берут неохотно, во-первых, потому, что они большею частию сильно воняют, а во-вторых, потому, что травленный на садках волк не бежит, а чаще останавливается в оборонительном положении, так что собаке трудно подступиться к нему без хватки. Преимущество же борзой именно заключается в том, что она прытче волка и может его сначала опрокинуть, а затем поместиться в горло или шиворот лежащему. Некоторые собаки опрокидывают волка грудью, другие, приспев к волку, дают ему такой "ровок" в гачу, что он летит через голову, и тогда, пользуясь моментом, приемистая борзая берет его по месту и держит без отрыва.
Главное качество борзой, однако, не злобность, а резвость, быстрота скачки, мерилом которой всегда служит заяц, преимущественно русак. Старинные псовые, густопсовые и курляндские псовые, предназначавшиеся большею частию для травли на коротких перемычках, отличались от хортых и восточных борзых главным образом пруткостью, т. е. резвостью накоротке, сдавая скачки при ловле на большом расстоянии, т. е. скоро уставая, выбиваясь из сил. Хортые и все вислоухие борзые, напротив, пригоднее для травли в открытых местностях, так как, обладая большею силою, могут скакать гораздо более продолжительное время. Чистопсовые, а также псовые с подмесью восточной или английской крови и современные псовые обладают, так сказать, мешаными качествами, т. е. достаточными пруткостью и силою, но необычайная пруткость в соединении с огромною силою, неутомимостью, так наз. лихость, всегда, тем более теперь, встречалась между русскими борзыми в виде редкого исключения. По мнению А. В. Жихарева, хотя общий уровень резвости горских борзых* был выше уровня резвости его псовых, но между последними чаще выраживались собаки необычайной резвости. Замечателен тот факт, что едва ли не большинство борзых, знаменитых резвостью (Сердечный Кологривова, Отрадка Хомякова и др.), представляли первую помесь псовых с горскими, и в них счастливо соединялись прут-кость и бросок первых с силою вторых. Интересно также, что все лихие борзые - это такое же исключительное явление, как гении между людьми.
* (Следует заметить, что в знаменитых жихаревских горках была подмесь крови псовых.)
Пруткость псовых, т. е. резвость накоротке, в значительной мере зависит от манеры поскачки, совершенно отличной у них от поскачки хортых и восточных борзых. Густопсовые и обыкновенные псовые, если в них не было примеси, скачут без исключения варкою (учащенною) поскачкою, как бы изгибаясь змееобразно, вытянув шею и как бы кладя голову на ноги. "С приподнятою же головою, подобно хортым, скакать им было невозможно, во-первых, потому, что они все более или менее низкопередые, а во-вторых, оттого, что они слишком далеко заносят задние ноги вперед, так что туловище ставят почти перпендикулярно земле, и если бы не вытягивали при этом шею, то опрокидывались при каждом прыжке. Это резко бросается в глаза, когда густопсовая стоит без своры и внезапно увидит зверя: первый ее взмах невольно заставит содрогнуться от боязни, что она опрокинется и расшибется" (Ступишин). Когда смотришь вугон, собака катится как шар, и, глядя со стороны, трудно рассмотреть ее проворные машки. Напротив, вытяжная редкомахая поскачка свойственна вообще собакам сильным, степным; мешаные русские псовые с небольшою примесью степной борзой большею частию имеют поскачку скорее редкомахую, но спешную, и только на броске, если он есть, зачастят (Ермолов).
Кроме пруткости, все старинные русские борзые (псовые, густопсовые, курляндские псовые и чистопсовые) отличались от всех хортых и восточных борзых своим броском, нераздельно связанным с пруткостью. "Бросок - это тот быстрый, молниеносный страшный порыв, который резвая собака делает к поимке зверя" (Мачеварианов). "Бросок, или кидок (кидка), есть способность кровной (?) собаки, приспев на известное расстояние (от 3 до 15 саж.) к зайцу, метнуться к нему пулей" (Ермолов). "Кидок, - по определению Кареева, - когда собака доспеет к русаку на расстояние 8-9 саж., как молния наддает и моментально бросается на него. Эти-то два усиленные скачка, в которых часто бывает 7, а у крупных собак даже до 9 аршин, что можно видеть по пороше, и называются кидкою".
Бросок, хотя и составляет принадлежность псовых, но, по мнению Мачеварианова и Ермолова, в собаках с примесью горских или крымских усиливается, удлиняется; так, например, собака исключительно псовой крови сделает бросок к зайцу в 3-4 саженях от него, но такая мешаная собака, доскакав сажен 8-10 до зайца, бросается мимо самой пылкой псовой и уносит зверя из под носа. У собак лихих, исключительной резвости, бросок достигает 15 саж. и даже более (по Мачеварианову, до 20-ти). Часто бывает, что передняя собака разевает рот, чтобы схватить русака, а собака, бывшая сзади, вдруг очутится впереди с зайцем в зубах или перекувыркивается с ним. Быстроту броска сравнивают с вольтами каменных стрижей, стремительным падением сокола на летящую добычу, а о силе его можно судить из того, что собака на броске, задев скосика за переднюю ногу лошади, вышибала ей бабку, так что лошадь падала вместе с всадником (Мачеварианов). Нередки случаи, что борзая на броске ударялась о пенек и оставалась на месте, разбившись вдребезги. Вообще поимка с броском бывает почти всегда через голову, т. е. собака перекувыркивалась или падала с русаком; сплошь и рядом она убивала его грудью, разбивая ему ребра или задние ноги. Курляндские псовые почти всегда "били, как поленом". Нетрудно заключить, что манера поскачки псовых и их пруткость не благоприятствует поимчивости, особенно при увертливости зайца.
Бросок, т. е. способность метнуться к зверю пулей, встречается у многих животных, подстерегающих добычу, в особенности у рода кошек. В некоторой степени он замечается у многих северных лаек, которые часто, внезапно увидев вблизи зверя, нагоняют его коротким отчаянным усилием. Вероятно, эта способность волкообразных собак была унаследована псовыми как лесными борзыми, только она получила у них огромное развитие вследствие особых условий травли в лесистых местностях. Бросок, во-первых, развивается островною ездою со стаей гончих, притом при обилии зверя (зайцев), во-вторых, местностью - полянами и перемычками; в-третьих, травлею исключительно со своры. При этих условиях бросок иногда развивается даже у горских борзых. Наоборот, псовая в степи при охоте внаездку и без своры большею частью утрачивает бросок: собака умеряет свою пылкость, ее не возбуждает гон стаи, травля соседей и натянутая свора. Неудивительно поэтому, что в настоящее время вследствие изменения характера псовой охоты бросок встречается только у немногих псовых, что ясно доказали столичные садки.
Без всякого сомнения, резвость, пылкость и сила скачки в значительной мере обусловливаются известным сложением, правильностью ладов и главным образом развитием зада и задних ног. Знаток при взгляде на собаку может почти всегда определить, тупа ли она, резва ли вообще, прутка или способна к продолжительной скачке. Неудивительно поэтому, что правильности ладов всегда и везде придается такое важное значение. Но все-таки одних рабочих ладов - крепких ног и хороших мускулов - недостаточно: в собаке должна быть кровь, порода, значение которых давно сознано коннозаводчиками. Точно так же, как известно немало знаменитых скакунов с порочным экстерьером - вывороченными наружу ногами, растянутою и провислою спиною, так точно и между кровными борзыми встречаются вовсе неладные собаки значительной резвости. Отсюда известный парадокс: не по ладам собака скачет, а по породе. Никто не станет спорить о том, что есть еще нечто, кроме силы мускулов, - это энергия нервной системы, дозволяющая делать иногда сверхъестественные усилия, и что эта нервная энергия в особенности развита у кровных животных.
Между охотниками известно немало примет резвости борзых, как взрослых, так и в щенячьем возрасте, примет, впрочем, не всегда имеющих какое-либо основание. По фон Лессину, короткий и тупой соколок - "признак не ловцов". До сих пор многие считают длину правила приметой резвости. Левшин утверждал, что надо выбирать щенков, у которых "черепная кость остра, с малым раздвоением", а в другом месте, что "сарновая кость (т. е. длинное последнее ребро) считается признаком резвой и сильной в полях собаки". То же говорил и Губин, только сарновой костью он называет одно лишнее или два ребра (т. е. с обеих сторон) в виде небольшой косточки, которая очень редко бывает видна, а только может быть прощупана и встречается лишь у немногих собак выдающейся резвости. Вторая примета, по Губину, заключается в длине таза и, следовательно, расстоянии от последнего спинного позвонка до первого хвостового; расстояние это может равняться от 2 до 6 пальцев; наконец, третья примета у Губина - особенно длинные и острые нижние клыки.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://kinlib.ru/ 'Библиотека по собаководству'