V. Литературная страница

Командировка в Дедино (рассказ лейтенанта) (Росин В.Е.)

В июле сорок третьего года наши войска стояли на подступах к Духовщине. Небольшой этот городок гитлеровцы превратили в крепость, узел обороны - серьезное препятствие на пути к Смоленску.

Велась основательная подготовка к наступлению, и мы, саперы, как обычно, принимали в ней участие.

В это горячее время вызвали меня в штаб нашей инженерно-саперной бригады. Разговор был коротким: получайте, старший лейтенант Карпинский, командировочное предписание, продаттестат и поезжайте в калининскую деревню Дедино, что неподалеку от Торопца. Там размещается ОБСМ, поступите в их распоряжение. Вопросы есть?

Я растерялся. Рота настоящим делом занята, успех предстоящего наступления обеспечивает, а я бог знает куда укачу. Да что обо мне наши ребята скажут? В глаза им после этого смотреть совестно будет. И что за ОБСМ, что за часть, каково ее назначение? И что мне, неплохому, не хвастая скажу, саперу, в том ОБСМ делать? Правда, очень похоже, командировка не шибко затяжная, до осени вернуться должен. Иначе бы не только продовольственный, а и вещевой аттестат выдали. Потому что ни один интендант шапку-ушанку или зимнее, к примеру, обмундирование без аттестата ни за что не выпишет.

Все это пронеслось у меня в голове мгновенно, и я, тяжело вздохнув, сказал полноватому, в очках майору:

- Есть вопросы, и не один... Видать по всему, - говорю, - ошибочно меня прислали. Здоровьем, как видите, я не обижен, и совестно по тылам фронта околачиваться. А если там уж нужда в саперах появилась, то у нас куда постарше меня офицеры имеются...

Поморщился майор, похоже, не понравились ему мои слова. Вроде бы начальству указываю, кого и куда посылать. А я не указываю, просто перед товарищами стыдно.

Другой одернул бы меня, а майор - человек выдержанный, спокойно так отвечает:

- Туда потребовался не какой-нибудь сапер, а самый знающий, мастер разминирования. Именно таким вас и рекомендовали...

На том разговор и закончился, и я отправился в дорогу.

В годы войны приходилось видеть города и села, разрушенные до основания. Развалины, изувеченные, изрубленные осколками деревья без веток и листьев, остовы сгоревших зданий с сорванными крышами... А вот Торопец уцелел, на редкость ему повезло. Сохранились старинные жилые дома, выстроенные добрую сотню лет назад. Стены у них, право же, пушкой не прошибешь, крыши - четырехскатные. Кое-где даже мох на них зеленел.

Места около Торопца безлесные, всем ветрам открытые. Но сам он расположен в небольшой котловине. Городок, ничего не скажешь, симпатичный, к тому же тихий, спокойный. В ту пору обосновались в нем все больше госпитали да фронтовые склады.

На одной из улиц повстречал я старушку с морщинистым, словно печеное яблоко, лицом, но довольно шуструю, с ясными глазами. Она и подсказала мне, в какой стороне Дедино.

Деревушка не очень велика оказалась. Десятка три деревянных изб раскинулись неподалеку от озера.

Надо сказать, что в Калининской области масса ручьев и речек впадают в озера, полноводными их делают. Озер там тьма-тьмущая, что-то более пятисот. Одним словом, водное царство. И самые крупные из них далеко известны. Это - Селигер, Стерж, Пено, Пирос, Верестово...

Облюбовал я укромное местечко под одной ивой, остановку здесь решил сделать. Первым делом пыль с сапог смахнул пучком травы, потом умылся с дороги, побрился. Чтобы не разгильдяем прибыть, а в должном воинском виде, как и полагается бывалому фронтовику.

Привел себя в порядок и шагом марш в деревню. Подхожу к околице и вижу: на телеграфном столбе указка приколочена и надпись на ней черной краской: "Хозяйство Мазовера". Мирное, совсем домашнее слово "хозяйство" привилось в действующей армии, прочно вошло в обиход. Не указывали номер или наименование воинской части, а только писали фамилию ее командира.

Заметил я у колодца невысокого, коренастого ефрейтора. Распустил он гремящую цепь, ведро воды достает. Подхожу и спрашиваю:

- Скажи, друг, где начальство местное размещается?

Придержал он ладонью темно-коричневый отполированный многими руками колодезный ворот, посмотрел на меня глубоко запавшими карими глазами, улыбнувшись, ответил:

- Вижу, нашего полку прибывает... А штаб, вон он, в третьем доме...

Не успел поблагодарить его, как со двора послышался голос:

- Филатов! Сашка! Что ты там возишься? Быстрее воду неси!

Новый мой знакомый подхватил ведро и умчался, а я направился к избе у двух берез.

Меня провели в одну из комнат, и я представился капитану Мазоверу. Безукоризненно выбритый, худощавый, подтянутый, с серыми внимательными глазами, он понравился мне с первого взгляда.

Немного забегая вперед, скажу, что командир части капитан Мазовер был выдающимся знатоком дрессировки служебных собак, без преувеличения говоря, "профессором собачьих наук".

Ознакомился он с моими документами и говорит;

- Сейчас распоряжусь, чтобы вас зачислили на довольствие и на квартиру определили. Сегодня отдыхайте, а уже с завтрашнего дня приступите к своим обязанностям.

- Не устал я, - говорю, - может, прикажете показать, где требуется разминировать. До ночи еще далеко, немало можно успеть.

Комбат посмотрел на меня удивленно и рассмеялся.

- Торопецкий район давным-давно от немцев освобожден. А если точно, то в конце января прошлого, сорок второго года. В самом же Дедино мин не было и нет. Бои в стороне прошли.

Тут уже пришла моя очередь удивляться.

- Зачем же в таком случае меня к вам направили? Не иначе, напутали что-то писари.

- Ничего не напутали, товарищ Карпинский. Очень вы нужны нам, просто необходимы. Только не мины снимать придется, а обучать наш состав этому делу. Мы так и просили: выделить высококвалифицированного сапера, не просто знающего свое дело, а умеющего доходчиво объяснить, растолковать, что к чему. А это далеко не каждому дано. Потому что немало есть людей, которые специальность свою знают, а передать другим, научить не могут... Батальону нашему поручена минно-розыскная служба. Дело это новое, только-только вводится. Солдаты довольно быстро обнаруживают, находят мины, а дальше как с ними да что - понятия не имеют. С азов начинать надо...

Слушал я его и диву давался. Ведь противник прячет мины, тщательно маскирует. Поэтому самое трудное - разыскать их, проклятые. Попробуй щупом поработать или миноискателем поводить. Рук не чувствуешь, в глазах темнеет. Тут же наоборот. Находить научились не только металлические, а и деревянные, и в упаковке из просмоленного картона, а дальше - стоп машина.

- Любопытно узнать, - говорю, - каким образом ваши люди наловчились мины отыскивать. Ну насчет металлических еще понятно - сверхмощным миноискателем, допустим, пользуются, что на большой глубине показывает. Но вот деревянные как без щупа находят - уму непостижимо. Неужто лучи особые или еще что...

Снова улыбнулся капитан и говорит:

- Никакие не лучи и не сверхмощные миноискатели, а своеобразная, можно сказать, техника.

Хоть и подмывало узнать, что то за техника, но сдержался. Может, она страшно секретная и не должен я свой нос совать, куда не полагается... Но раз уже зашел разговор, самое время выяснить, что ОБСМ означает.

И услышал в ответ:

- Очень просто это расшифровывается: отдельный батальон собак-миноискателей.

- Со-собаки? - заикаясь, переспросил я недоверчиво.- Какие такие собаки?

Капитан посмотрел на часы и говорит:

- Сейчас по расписанию тренировка. Пойдемте, своими глазами увидите.

Вышли мы на улицу, идем. Капитан молчит, и я помалкиваю. Потом набрался смелости и говорю:

- Извиняюсь, конечно, за мою непонятливость и нескладные слова, но никак не соображу, что за интерес собаке мины искать? Мы с вами воинский долг выполняем, знаем за что воюем. А собака-то не понимает, что фашизм угнетение несет людям, смерть и страдания.

Капитан, посмотрев на меня, ответил:

- Вы совершенно правы, и сейчас своими, конечно, словами выразили суть дрессировки. Животным не дано думать, рассуждать... А искать мины собаку заставляет стимул. Он прост: при нахождении мины она лакомство получает. Поэтому и занятия до кормления проводятся, чтобы заинтересовать в поиске.

- Оно и понятно, - подхватил я, - сытое брюхо к науке глухо.

На опушке осинника увидел я жилистого, узколицего старшину и десяток солдат с собаками. Были тут серая и черная овчарки, несколько охотничьих, остальные - "надворные советники" - дворняжки.

Подошли мы с капитаном поближе, вижу: приступил к тренировке собой невидный, приземистый, в обмотках боец.

- Перед вами, товарищ Гундаров, - говорит ему старшина, - обозначенный вешками участок. Проверьте его на наличие мин.

А участок солидный - метров двести в длину и тридцать в ширину. И мины, пусть и учебные, замаскированы по всем правилам, на совесть. Ни срезанного дерна, ни земли не видать. Подальше все оттащили для маскировки. Чтобы никаких признаков не было, что здесь саперы работали.

- Есть, - козырнул солдат. Потрепал своего барбоса и негромко: - Ищи, Курок!

Собачка у него лохматенькая, рыжеватая, уши торчком, хвост бубликом загнут. Овчарка не овчарка, скорее всего метис.

Курок сразу же нюх-нюх носом. Медленными шажками прошел метров пяток вправо, потом влево. Затем снова вправо... Зигзагом, так сказать. Неожиданно голову вперед вытянул, как сеттер в стойке перед дичью, и бац - уселся. На хозяина умильно смотрит, хвостом повиливает. И что примечательно: неподвижно сидит, не ерзает. Вроде понимает, что в саперной работе порядок и осторожность нужны.

Не знаю, полагается так или нет, но Гундаров зажал голову своего барбоса в ладонях, обрадованно воскликнул:

- Хорошо, Курок, хорошо!

Пес жмурился и нос забавно морщил. Похоже, чихнуть собирался, но из вежливости терпел. Солдат достал из подсумка кусочек мяса, протянул собаке.

Проглотил Курок мясо, а Гундаров вытащил из-за ремня красный флажок и в землю воткнул. Дальше снова уселся пес, снова лакомство получил, еще один флажок появился... За какой-то десяток минут двадцать два их выросло.

Под конец вышли у солдата мясо и хлеба кусочки, ничем уже пса он не угощал. Лишь по загривку гладил да ласковые слова шептал.

Смотрю, и сомнение меня взяло. Мыслимое ли дело за считанные минуты такую площадь проверить? Самый что ни на есть расторопный сапер полдня провозится И ни разу не перекурит, Не-ет, тут что-то не то. И даже немного обидно стало. Где это видано, чтобы какая-то, извиняюсь, шавочка на подобное способна была? Получается, миноискатель и щуп побоку, беря барбоса на веревку и пошел. Цирк тогда, извиняюсь, будет, а не саперная рота... Может, собака чует, где земля свежевскопанная и приучена те места показывать? Сама же мина ей до лампочки.

А капитан Мазовер словно прочитал мои мысли и негромко пояснил:

- Взрывчатка, оказывается, пахнет. Люди не воспринимают этот слабый, специфический запах, а собака чует. Здесь вот всего сутки назад заложены мины, а есть участки, где неделю и две пролежали, но результат тот же. Собаки обнаруживают тол по его запаху. И не только под землей, а и под снегом...

Я слушал с широко открытыми глазами. Вот так да! Башковитые мужики до всего этого додумались. И все же не умолчал, высказал свое сомнение:

- На полигоне, - говорю, - оно, конечно, все хорошо и правильно. Но в боевых условиях вертеться рядом с миной рискованно. Шутки с ними, особенно противопехотными, плохие. От небольшого давления срабатывают. Собака же, пусть самая смышленая и дрессированная, не может понимать, чем ей взрыв грозит...

- Не может, - согласился капитан.

- То-то и оно. Лучше бы, как найдет мину, голосом знак подавала. Так охотничья лайка в Сибири белку показывает.

- Все, что вы сказали, совершенно справедливо,- сказал капитан. - Но в полосе боевого соприкосновения С противником необходимо действовать бесшумно, ничем себя не выдавать. Собачий же лай обязательно вызовет артиллерийский или минометный обстрел.

Я сдался.

- Согласен, убедили, только сомнение у меня закралось. В самом деле взрывчатка там или просто земля вскопана-перекопана?

- Товарищ Гундаров, - велел капитан, - достаньте мины!

Солдат, слова не говоря, вытащил из чехла на ремне лопатку и принялся в тех местах копать, где флажки поставил.

Разные мины он доставал. И немецкие противотанковые металлические, и наши деревянные ЯМ-5 (ящичная мина, пятикилограммовая), и противопехотные - "шпрингминен" (прыгающие)... И впрямь верно Курок показал. Не фокусы это, а дрессировка по всем правилам науки.

- Товарищ капитан, - говорю, - я словно на каком- то необычном представлении побывал. Если бы не видел собственными глазами, ни за что не поверил бы. Ведь, если вдуматься, сколько пользы эти собачки принесут, какое нашей армии облегчение получится... Любопытно узнать, в какой школе всему этому обучают?

- Война диктует свое, и осваивать какое-то дело годами, как это практиковалось в мирное время, нет возможности. На месте вся подготовка проходит, в ускоренном порядке... Когда гитлеровцы наступали, мы готовили собак-истребителей танков. Они сыграли свою роль, немало вражеской техники подорвали. Теперь же противотанковых средств достаточно, переходим на новую, саперную специальность...

Комбат, наверное, еще рассказывал бы про собак- миноискателей, но тут к нам подошла миловидная, статная девушка в тщательно подогнанном военном обмундировании и лихо сдвинутой на правое ухо пилотке.

Она, несомненно, была привлекательна: загорелое нежное лицо, выразительные темные глаза. Не скрою, я уставился на нее, словно на человека из другого мира. Наш, к примеру, ротный санинструктор не выпускала изо рта самокрутки, отчего зубы пожелтели, и говорила с хрипотцой. Эта же какая-то совсем иная была. Женская грация сочеталась у нее с воинской подтянутостью, и голос звучный, мелодичный. Лет двадцати двух, не больше, а уже лейтенант. Для женщины не так уж и мало.

Когда она, молодцевато козырнув, обратилась к Мазоверу, я деликатно отошел в сторону и не прислушивался к их разговору. Но говорили они по-военному коротко, от силы две-три минуты.

Едва она ушла, я не удержался и с напускным равнодушием спросил, кивнув ей вслед:

- Медиком служит у вас, товарищ капитан, или, может, делопроизводителем?

- Ни то, представьте, и ни другое. Лейтенант - единственная, насколько мне известно, женщина-дрессировщица в Советской Армии. Большой мастер своего Дела. Родом она из Харькова, и там с детства с животными возилась, обучала их, немалый в этой области опыт приобрела. - В голосе Мазовера прозвучало уважение. - В начале войны тренировала собак-истребителей танков в одном из созданных в ту пору отрядов на Южном фронте. Теперь же у нас учебно-ремонтным взводом командует. И неплохо командует. Под ее началом есть солдаты, сержанты, прошедшие, что называется, огонь, воду и медные трубы. Большая часть после госпиталей, знающих, что такое война. А вот она без окриков и наказаний сумела заставить их уважать себя. Твердый у нее характер, волевой. И язычок, должен сказать, острый. Так что хочу предостеречь: не вздумайте ухаживать, она этого не терпит и поднимет вас на смех. Стыда не оберетесь. Хоть и симпатичная, но колючая, словно еж. Как говорят местные острословы: ее можно принимать только малыми дозами... А вообще командир толковый, пытливый, с полуслова все понимает и подхватывает. Взвод ее не только пополнение для рот готовит, а и разрабатывается там один, без преувеличения, уникальный, невиданный ни в одной армии мира, метод применения собак в условиях войны...

Очень мне хотелось узнать об этом уникальном методе, но комбат, взглянув на меня, сказал, усмехнувшись:

- Не все сразу, дорогой, оставьте что-нибудь и на завтра. Выберу время, расскажу подробно, а еще лучше - покажу.

Начал обучать я своих подопечных саперным премудростям. На себе испытал, что совсем не просто другим передавать свои знания. А научить мне хотелось как можно лучше, потому что разминирование требует ювелирной точности, немалого умения и сноровки. Работа наша с риском для жизни связана. За каждую ошибку, даже самую пустяковую, на что в другом месте никто внимания не обратит, тут дорого расплачиваться приходится.

К вечеру, после занятий, я обычно шел за околицу деревни отдохнуть, сил набраться. В тот раз, помню, забрел в осинник, каких много в тех краях. Лес жил своей обычной жизнью. Флейтой высвистывала где-то невдалеке иволга, вовсю заливался зяблик. Я прилег на прогревшуюся за день землю и задумался. Как там наша рота, дорогие мои товарищи? Все ли живы-здоровы? И до того грустно стало, будь крылья у меня, тотчас полетел бы туда, под Духовщину.

В это время на проселке появились несколько солдат с разномастными овчарками. Я их отчетливо видел, а они меня не замечали. Вместе с ними была уже знакомая мне женщина-лейтенант.

Присмотрелся: и Филатов там, тот самый ефрейтор, с которым у колодца познакомился. После того ни разу я его не встретил.

"Куда это они? - удивился. - Ведь учебные минные поля совсем в другой стороне. Выходит, чем-то иным занимаются, к другой службе собак приспособили. Не к той ли, о чем капитан Мазовер намекнул?"

Любопытно стало, и я поднялся с земли, двинулся за ними на некотором удалении.

Километра через два группа остановилась на опушке березняка. Собак к деревьям привязали, вокруг своего командира столпились.

Как-то неловко мне стало, вроде чем-то постыдным занялся. Уже решил было тихонько ретироваться, как заметил... Нет, я не поверил своим глазам! Впереди, совсем неподалеку, было железнодорожное полотно. Шпалы просмоленные, рельсы, все честь честью Только никуда не вела та железная дорога, и совсем куцая она, не больше сотни метров.

"Хватит, Ваня! - одернул я себя. - В плохие игры играешь. Так, чего доброго, и хвост могут прищемить. Не годится излишнее любопытство проявлять, интересоваться тем, к чему ты не допущен..."

Я старался не думать об увиденном, но неотвязные мысли, точно назойливые мухи, не давали покоя. Все же зачем, с какой целью проложили отрезок железной дороги? Подмывало, чего греха таить, спрятаться в кустах и понаблюдать, что там делают лейтенант и ее бойцы. Ну словно магнитом тянуло к тому березняку.

Решил у капитана Мазовера спросить. Толковый и душевный он командир, ничего худого в моих вопросах не увидит.

На следующий день утром выдался у меня свободный часок, собрался я в штаб. Но с полдороги вернулся. Постеснялся беспокоить занятого человека. Да и какое в конце концов мне дело до рельс тех и шпал? Нечего посторонними мыслями голову себе забивать.

На безлюдной сельской улице встретился мне Филатов. Все на нем блестело: пуговицы надраены, гимнастерка выстирана, чистый подворотничок красиво оттенял загорелую шею; яловые сапоги начищены да еще где-то новенькие погоны раздобыл...

- На парад, что ли, вырядился? - спрашиваю. - Или командующий армией на обед пригласил?

- Угадали, товарищ старший лейтенант! - улыбнулся он и шуточкой отделался: - Посоветоваться со мной хочет насчет тактики и стратегии.

- Вот оно что! - воскликнул я. - Теперь понимаю, почему Филатов на занятиях по саперному делу не бывает. Он уже все военные науки одолел, и то, чему я обучаю, давным-давно ему известно.

Смутился парень, уклончиво ответил:

- С дорогой душой уроки ваши посещал бы, но другим занят...

А чем занят - помалкивает.

"Сейчас выложу все напрямик, - думаю, - благо удобный случай представился, никого вблизи нет". Так, мол, и так, говорю, позавчера случайно наткнулся на отрезок железной дороги. Там же, неподалеку, несколько солдат с овчарками было.

- И я среди них, - как ни в чем не бывало сообщил Филатов.

- Откровенно говоря, тянуло подойти, - смущенно пробормотал я, - но неудобным посчитал. Может, что секретное...

- Оно, конечно, не для чужих глаз, но мы же вас своим считаем, - сказал Филатов и со смешком пояснил:- А лоск я вот почему на себя навел: сегодня после обеда какое-то начальство из штаба фронта прибудет, работой нашей интересуется...

Трудно себе представить, какая огромная махина наш Калининский фронт, сколько забот у высшего командования, каждая минута на учете. А выкраивает время в этом батальоне побывать. Выходит, что-то особенное увидеть надеется. И говорю:

- Что же вы показать собираетесь? А?

Задумался Филатов, губу нижнюю прикусил, словно что-то прикидывал. Потом сказал, понизив голос:

- По этому вопросу ничего сказать вам не могу. С лейтенантом нашим надо переговорить. Она испросит разрешения у комбата, и тогда уж... А так нельзя, строгий насчет того приказ...

- Спасибо за совет, - говорю. - Так и сделаю.

Разрешение побывать на очередной тренировке я получил. И сразу после обеда, примчавшись к железной дороге, затаился неподалеку от нее, в березняке, чтобы глаза никому не мозолить.

Вижу - Филатов появился. Овчарка при нем серой масти. Сначала показалось мне, что попона на ней, а как присмотрелся, то понял: вьюк-то брезентовый.

Повалился Филатов на траву, обнял овчарку за шею и заговорил, как с человеком:

- Славная моя, голубушка, учти, что день сегодня особенный. Честь батальона защищать доверили. Так ты уж постарайся, чтобы все прошло без сучка и задоринки. Договорились?

Он рассказывал, а овчарка внимательно смотрела на него смышлеными глазами, склоняя остроухую голову то вправо, то влево.

Но вот на двух легковых автомашинах начальство приехало. Среди них - генерал-майор, статный, представительный и очень моложавый. Лицо у него умное, спокойное. Присмотрелся: да это же начальник инженерных войск фронта Косарев! Приезжал он к нам в бригаду, ордена награжденным вручал.

Глаз я с Косарева не сводил. Ребята говорили, что жизнь нашу он, что называется, изнутри, досконально знает, поскольку все ступени воинской службы прошел, ни одной не миновал. Сапер до мозга костей, в каждую мелочь вникает, за солдата горой стоит. За то, как отца родного, любят, уважают его фронтовики.

Остановился у пенечка генерал, ну а свита, разумеется, чуть позади него столпилась. Два отчаянных курильщика в сторонку отошли, и неподалеку от меня оказались.

Слух у меня острый, каждое их словечко разбирал. Высокий, грузноватый подполковник с густыми бровями говорил другому, ростом пониже, рыжеватому, с безупречной выправкой кадровика:

- Обстановка там сложилась тяжелая. По обеим сторонам "железки" все они вырубили, выкорчевали на двести метров... Часовые, огневые точки. Ночью ракеты, прожекторы... Просто невозможно подобраться и заложить мину. Все попытки заканчивались неудачами. Потери немалые, а результатов никаких... Пойдемте, вроде бы сейчас приступят к демонстрации. Кстати, генерал Косарев выразил желание увидеть все в обстановке, приближенной к реальной. Ведь намечается смотр. Не исключено, что и командующий туда прибудет.- И, сделав паузу, добавил: - Сам Андрей Иванович Еременко! Вот как!

- А как понимать ваши слова: "в обстановке, приближенной к реальной"? - обеспокоенно переспросил тот, пониже ростом. - Рельсы, что ли, взорвут? Тогда надо деликатно намекнуть генералу, чтобы отошел подальше, не то еще ненароком...

- Не волнуйтесь, все учтено и предусмотрено. Заряд значительно уменьшенный.

А тем временем Филатов, отстегнув поводок, послал овчарку, и та понеслась к железнодорожному полотну. Остановилась между рельсами и вроде бы прислушиваться стала.

"Команду ждет?" - предположил я. И не ошибся. Короткий свисток Филатова, и овчарка ухватила зубами, потянула обшитую кожей палочку, которая висела с правой стороны вьюка...

Потом уже мне сказали, что бринзелем та палочка называется... Да-а, потянула тот бринзель, и тотчас вьюк на землю свалился. Видать, замок таким путем открывался.

Едва только вьюк упал между рельсами, собака стремглав к хозяину помчалась... А он уже и лакомство в награду ей приготовил.

За всей этой картиной начальство внимательно наблюдало. Лица у всех серьезные, сосредоточенные. А капитана Мазовера просто не узнать. Побледнел, ежеминутно лоб и шею платком вытирал: нервничает.

А над железнодорожным полотном появился, колеблясь на ветру, синеватый дымок. Тут уж я сообразил, что произошло. Не только мне, любому мало-мальски знающему саперу стало бы ясно: взрывное устройство в действие приведено.

Немного погодя грохнул взрыв. Разметало по сторонам рельсы и шпалы. Так что будь на подходе поезд, пошел бы он кувырком.

Все наперебой поздравляли Филатова, а генерал Косарев что-то говорил Мазоверу, и капитан едва сдерживал довольную улыбку.

...Укатили автомашины, ушли солдаты из охранения...

Спустя некоторое время известие пришло: отличился Филатов со своей четвероногой помощницей. Вблизи станции Дрисса под Полоцком вражеский эшелон пустили под откос. Когда это сообщение поступило, меня, правда, уже в батальоне Мазовера не было, в свою часть я вернулся. Но как-то на фронтовой дороге лейтенанта с ее бойцами встретил, и она со мной отрадной той вестью поделилась.

Ну что еще сказать? В партизанское соединение перебросили не одного Филатова. Как там их группа действовала, не знаю. В ту пору в секрете это держалось. Но начало было положено.